Шорт-лист

Теперь иные времена,

Иные интересы.

Все чаще посылают на…

Поэты, поэтессы.

Мол, ты подальше отойди,

Компанию не порти.

Мы тут, кто баба – Леди Ди

И все стихи в лист-шорте.

Что не мужик большой поэт,

Стихи же в шорт-листах.

А вот твоих стихов там нет,

Причём во всех местах …

И с этим спорить я не смог,

Как есть не в шорт-листах.

И вот забился в личный блог

Послав их скопом нах…

Ой

Не любит начальство бодливости,

Будь готов к такому повороту.

Только начнёшь искать справедливости,

Будешь искать и другую работу.

Времена жизни

Ещё не началось…

я не рождён –

И даже не знакома мама с папой.

А тучи шли – беременны дождём,

Шли тяжело, как зэки по этапам.

Последняя весна, что без меня,

Обычная с дорожками прогалин.

Чуть меньше года до рожденья дня –

Шесть лет назад ушёл товарищ Сталин.

Сняты портреты, новые в чести,

О новых тех, мне в школе не расскажут.

Чуть меньше года, я начну расти,

А через три, впервые и накажут.

Я есть….

но что отмеряно, не знаю,

К смерти, как положено насмешлив.

И ко всему тихонько привыкаю,

Понимая: Кто товарищ Брежнев?

Вовсю стараюсь пропускать уроки,

О жизни знанья – из подворотни.

Штаны до безобразия широки,

Выгляжу, как можно беззаботней.

Но в целом всё спокойно, как по рельсам,

Отстукивает жизнь мои года.

Куда покажут лишь туда и целься

И решено всё – раз и навсегда.

Такое время, судьбы все по полкам

Разложены в стенах КаПэСэСэ.

Тоска такая, что готов ты волком

Завыть, но то расценят как эксцесс.

И переложат полочкой пониже,

А вот назад не будешь возвращён.

Теперь твоя похлёбочка пожиже,

А вот второе будет ли ещё.

Но не страшился голубою далью,

Дно, как не крути, но тоже твердь.

Зная, не дано идти магистралью,

Мечтал хоть не беззубым умереть.

Ещё не умер…

много поменялось.

Я до сих пор не знаю: Сколько мне,

На этом белом светушке осталось,

Ещё пожить, совсем в другой стране?

В которой чаще вешают портреты,

Не забывая прежние снимать.

Полвека, (так немного для планеты),

Как встретились мои отец и мать. 

Клубок

Когда под дых ударят или в бок,

Ударивших судить не смей.

Род людской – змеящийся клубок

И ты один из этих змей.

Не веря в сказанное – люди ж,

Им очень свойственно враньё,

Но всё ж одну из них ты любишь,

Пьёшь целый вечер за неё.

Глас её, и лик давно неведом,

Единства перетёрлась нить.

Но, даже зная – ею предан,

Ты всё же продолжаешь пить.

Сова

Я живу и об одном мечтаю,

Чтоб свои один закончить дни.

Где-то далеко, на самом крае,

Пусть бескрайней матушки земли.

Незаметны на лице морщины,

Некому в лицо мне посмотреть.

И грустить не будет мне причины,

И причин не будет мне гореть.

Буду в мир смотреть холодным взглядом,

Мир ответно дунет холодком.

Никого, ни человека, рядом,

От того не сдавит горло ком.

Тех, что причинили мне страданья,

Тех, что я страданья причинил.

И когда закончится дыханье,

Рядом никого, кто б схоронил.

Значит, будет некому поплакать,

Разве что прирученной сове….

Может в день, когда сплошная слякоть,

Всё же кто-то вспомнит обо мне.

Ночные встречи

Произведение не фантазия, а ассоциация последних двух ночей. Честно говоря, никогда такого ужаса не испытывал просыпаясь в холодном поту. От страха даже рвало. Никогда не думал, что от страха может вырвать. По крайней мере, теперь знаю, что такое настоящий страх.

Под сенью фонаря,

Дней чётных и нечётных.

Опять ночами я

Во снах встречаю мёртвых.

О жизни говорим,

О том: Ну как ты? Где ты?

О смерти поострим,

Как желтые газеты.

И в полную луну,

Я в полночь просыпаюсь

И знаю, не усну,

И даже не стараюсь.

И разъедает пот

Как тело бедуина.

Мне руку подаёт

Мария Магдалина.

Тут волком можно выть,

Пусть вой мой третьесортный.

Мне б до утра дожить,

Но утром словно мертвый.

Пропала Муза…

Пропала Муза, рифмой не грешу,

Пусть иногда стучится Мельпомена.

С отчаянья, кто курит анашу,

А у кого-то вся в проколах вена.

Здоровье гробят ради пары строк,

Одновременно многое что горбят.

Претит мне кокаин, что нюхал Блок,

От водки по утрам меня коробит.

Вот ночь отпели лихо петухи,

За ночь ни строчки за собой не числю….

Когда перестаёшь писать стихи,

То остается наслаждаться жизнью.

Мельпомена – Муза трагедии.

Целая жизнь

Много месяцев не писал о любви, вот сподобился.

Мы с тобою прощались ровно час,

Не знал, не знал, куда себя мне деть я.

Я так влюблён, я так влюблён был в Вас –

Что этот час мне стоил пятилетья.

Что-то слышал я про «прощай», «прости»,

Между ними плыли междометия.

О любви думал всё – о глупости,

Стоило мне то – десятилетия.

Не одна такая на планете –

Утвержденья эти боли двоило,

Я любил одну лишь вас на свете

И прощанье целой жизни стоило.

Рента

Радости от жизни не осталось,

Толку нет в каменьях и шелках.

Только бесконечная усталость,

Тяжесть (лет прошедших) на ногах.

Мысли всё пожухлою листвою,

Ткут собой безжизненный ковёр.

Нового себе я не открою,

То, что знал, крадёт ночами вор.

Недалёк, похоже, от маразма,

Он позорней смерти и страшней.

Простенького не сложу я пазла,

В жизни – я не выглядел смешней.

Вены резать – против жизни подлость,

Не подлил, не буду под конец.

Вот такая братцы безысходность,

Вот такой всего пути венец.

Клоуном на площади закончу,

Весело на площади со мной.

Буду я шутить, как можно тоньше,

Старый, некрасивый и больной.

Буду ждать от вас аплодисменты,

Тех, что как подачка старику.

Мог бы жить я на доходы с ренты,

Мог бы,

но,

похоже....

не смогу.

Что это?

Снова главное слово: «Пли»,

Снова неба боятся дети

Вгрызаются в тело земли

Из металла снаряды-плети.

Не Великая, а страшней,

Что мирно – Гражданской зовётся,

Своих пожирает детей,

Что так радует инородца.

И ответа никто не знает,

Так убийство, санация? –

Это нация умирает,

Очищается нация?

Письмо

Полгода всё рекламные проспекты,

Но фиг вам – не куплю я ни черта.

Пол-ящика ненужные объекты,

Вторая половина – пустота.

Вот минусы того, что независим,

Но тот, кто близок мне, совсем не враг.

Так хочется прочесть хоть пару писем,

Где спрашиваю, что я там и как?

Полгода не встречаются конверты,

Быть может, что они запрещены.

Ну чем мы провинились – интроверты?

Что главное для нас всегда лишь – мы.

И без надежды вновь открыт мной ящик,

Но есть конверт – солидное письмо.

И вот несусь я с радостью щемящей,

Не глянув даже от кого оно….

И разворот письма – как будто обнят,

Но прочитал… и как-то сразу стих.

Ну, надо же, в налоговой-то помнят,

В отличие от близких и родных.

Колизей

Честно говоря, в данном стихе воплотилась задумка, точнее задумки, на основе которых собирался написать два самостоятельных стиха. В одном это тема Колизея, в том виде, в каком она здесь представлена. А вторая задумка касалась того, что чистенько жить прожить может только пятиминутка. которая и живет всего пять минут и беленькая такая. Но начал реализовывать тему Колизей и парой строк влезли эти пятиминутки. Всё… не будет отдельного стиха.

Нет новых планов и друзей,

Такой вот возраст.

Я стар как Римский Колизей –

Костяк да образ.

Поразбежался весь народ –

Мол, грешен жутко.

Но белой жизнью проживёт

Пятиминутка.

Пусть бросят мне толпою всей

Каменьев груду,

Но словно Римский Колизей

Стоять я буду.

Тем, как прожил, так в целом горд –

Не из овечек.

Да пусть и чёрен словно чёрт,

То копоть свечек.

Далёкий и родной (Уральск)

Вечно помню милый город.

Пусть далёкий, но родной.

Распахну пошире ворот,

По дороге до пивной.

Будет там, тоска топится,

Чтоб поменьше тосковать.

Пересушенная пицца,

Будет горло злобно драть.

Только пицце, слава богу

Не добраться до души.

В ней и так сейчас убого,

Сил осталось на гроши.

По тебе душевный голод,

Утоплю в себе в пивной….

Вечно помня милый город.

Пусть далёкий, но родной.

Побреду домой обратно,

Не до ворота сейчас.

До сих пор мне непонятно,

Что же разлучило нас?

Остров-сад

Рецензия на «Сад деревенский на острове». Pelageya, русская американка.

Остров-сад, что ещё нужно для жизни?

Впрочем, для смерти не хуже он подойдёт.

Здесь по листве ползаю серые слизни

И соловей где-то вверху нам поёт.

Мир и покой, что ещё нужно жизни?

Смерть составляют – эти же мир и покой.

Ты кулачки просто сильнее чуть стисни

И прислонись к дереву ты щекою.

Здесь в тишине больше, чем звукам я рад.

Дерево шепчет тихое: баю, баю

Словно ребёнок, я засыпаю, ..паю…

Снится покой мне, снится мне Остров-сад.

Уголок счастья

на «А каяки лучшееееее!». Pelageya, русская американка

От дома нам всего минут-то десять,

Какая малость – к счастью от беды.

Здесь можно веселиться и кудесить

И ноги опустить в хрусталь воды.

Забыть про все превратности, печали,

И про невыносимую жару.

И кажется, что жизнь опять в начале

И думаешь: я вечно не умру.

Кран

Трудно мне жить в этом времени лающем,

Ложными стали улыбка, поклон.

Я не чиню в доме кран протекающий,

Сердцу стучит моему в унисон.

Мы все проехали и не приметили,

Тот поворот, где нам нужно свернуть.

В космос холодный летим на ракете мы

И на Земле пропустили свой путь.

Скоро не свяжут с Землёю и рации,

Скоро все станут песчинкой во тьме.

И предпочтенье, отдав левитации,

Станут чужими родимой Земле.

Здесь и останусь, пусть всеми покинутый,

Мне же не дорог Юпитер, Уран.

Глупый наверно, совсем не продвинутый...

Но в унисон сердцу капает кран.

Промах

На рецензию Дедушки Крылова под стихом "Рента" 

Ну, если просто написать,

Не удивляя профессуру.

То для меня всего поссать,

Так не попав в литературу.

Сестре

Были же скандалы и раздрай,

Огромные бреши в судьбе.

Всё же билет, единственный, в рай,

Всегда уступлю я тебе.

За двоих я в аду оттреплю –

Наше с тобой – всё едино.

Из-под небес тебе песню спою

Из журавлиного клина.

Крещённые разным обрядом,

Мы пили одно молоко.

Мне кажется где-то ты рядом,

Пусть даже сейчас далеко.

Я и кот

Я иногда схожу, схожу с ума,

На несколько часов или на вечер.

В воображенье строю я дома,

Которые, обставить-то и нечем.

Которые мне некем заселить,

Но я кладу на крыши рубероид.

Ну, сумасшедший, что тут говорить,

Путевое он разве же построит.

У сумасшедших всё наоборот,

Как у нормальных просто не бывает.

Но смотри серый, желтоглазый кот,

Я вижу, всё как надо понимает.

Он отдан мне на время – на чуть-чуть,

По расставании оба заболеем.

Дома мои ему отнюдь не жуть,

На стены мы обои вместе клеим.

Птица певчая

Сегодня проще быть безумным,

Не понимая ни черта.

Питаться по помойкам, урнам

И полагать, что – всё тщета.

Живётся так светлей и легче,

Как водомерке на воде.

Так сложно в мире птице певчей,

Петь песни, зная –  мир в беде.

Я мент

Я кричу: Бывших нас, не бывает!

Мент всегда остаётся ментом.

Даже если когда умирает,

Он останется им же потом.

Петр встретит: «Давай документы!

Перепутал, что в рай ты, небось?»

Что же вижу, как я, что мент ты.

Понимаю, как тяжко жилось.

И ругали тебя и плевали,

В девяностых стреляла братва.

Чуть беда, предрассудки ебали

И всегда набирали ноль два.

Знает Бог, что его вспоминают,

Лишь тогда, когда некому слить.

Вместе с каждым ментом умирает,

И не просит, не просит любить.

Я кричу: «Бывших нас, не бывает!»

Вон стоят на КП, блокпосте,

Мент не просто же так умирает,

А за вас, как Иисус на кресте.