Личное пространство

Сижу в углу в больничном коридоре,

Уставившийся в стену – синий цвет.

И не пойму – пришло большое горе?

А может даже, горя вовсе нет.

Мы все когда-то просто умираем,

Дождавшись, когда время нам придёт.

От собственной мы смерти не страдаем,

Страдающие выделяют пот.

А мёртвые известно – не потеют,

Не плачут, у могилы не снуют.

Не сами даже, их другие бреют,

Пускай и скромный создают уют.

Десяток досок создают пространство,

В которое не влезет друг и зверь.

Где вечное наступит постоянство,

Как только заколотят крышку-дверь.

Пора, пора

Пора, пора в дорогу, путь не близкий,

Точнее даже бесконечный путь.

И уходить придётся по английский

И без надежд вернуться как-нибудь.

И ни к чему прощенья и прощанья,

Как говорил поэт «живите жизнь».

Мне жаль на перекрёстке мирозданья,

Дороги, словно пальцы разошлись.

И телом и душою я недужен,

Короткий шаг, иду я семеня.

Подумав, согласитесь, был не нужен,

И тут же позабудете меня.

Даны мне лишь падения, Вам взлёты,

Для Вас я груз, привязанный к ногам.

Через меня у Вас одни заботы,

Поскольку близок Вашим я врагам.

А вот с друзьями как-то не сложилось,

У Вас свои, а у меня свои,

Вот так всё к расставанию скатилось,

Горизонтально разные слои.

Не спорю я о том, что Ваши выше

И что гораздо ниже, что мои.

Нам каждому дано, в своей быть нише,

Смешаться, согласись мы не могли.

Пора, пора в дорогу, путь не близкий,

Его пройду, любовь к тебе храня.

Уйти считаю лучше по английский

Слова при расставании – херня.

Захлебнувшаяся атака

На вздохе десятом свинцом подавилась атака

И чистое поле для нас, как расстрельный барак.

Вжимаемся мы в колею, что осталась от трака,

Залитую кровью от наших же прошлых атак.

И лает на нас не одна пулеметная сволочь

И головы нам от земли приподнять не дает,

А потом со лба нам глаза разъедает, как щелочь.

Сейчас и назад нам не легче, чем было вперед.

Разрывы от пуль вместо стрелок секунды считают,

Из нас выбирая – кому окончанье войны.

Минуты, минуты, минуты, так медленно тают

И нам добавляют не в возраст клочки седины.

И так, и геройски – кому погибать-то охота,

Живые, а кажется, мертвыми в поле лежим.

Полком наступаем, назад доберется лишь рота,

А значит, из каждых пяти возвратится один.

Не нам объяснять то, что в мире всё призрачно-тленно –

Войне всё равно, что закончил – МИФИ иль рабфак.

Пусть кто-то останется жить в этот раз непременно,

Но им так недолго, недолго до новых атак.

Зачем

Я так устал – нет сил, эмоций

И жить не хочется совсем.

Мне врали описанья лоций,

Что я плыву, плыву в Эдем.

Куда плыву, теперь я знаю

Курс не поправлю вместе с тем.

Я так устал  и умираю,

Причём плыву я не в Эдем.

Ты не жалей меня – не надо,

Люблю тебя, но вместе с тем.

Плыву, плыву в исчадие ада,

Ну, а тебе туда зачем?

Далеко

В спорах никогда ты не скандаль же,

И считай всегда до десяти.

И не шли противника подальше,

Далеко же может он зайти.

Апрель

Апрель – лоскутная погода,

Лёд полируется снежком.

И нет пути для снегохода,

Но некомфортно и пешком.

Народ погодой озадачен,

То смесь зимне-весеннего.

Апрель совсем неоднозначен –

Характер женский у него.

Зеркало

Тот завязал, а другому нельзя

И поболтать по душам стало не с кем.

Трезвыми стали в сужденьях друзья,

Я же остался по-прежнему резким.

А между разумом с сердцем раздрай,

И поднялись предынфарктные риски.

Некому больше сказать: наливай,

И поболтать по душам по-российски.

Так, чтоб бросало от слова в озноб,

С пеной у рта, без падежных уклонов.

Правду, вбивая в морщинистый лоб,

К ней пробираясь в парах самогонов.

Всё это в прошлом – с начала читай,

И поболтать по душам стало не с кем.

Скромными стали, как та Гульчатай.

Бросили пить и по поводам веским.

Словно бы голубь влетел невзначай –

Это посланец из поднебесного.

Хриплое слышу его: «наливай»,

Чокнулись с ним… 
и зеркало треснуло.

Полёт

Мой опыт наблюдений убеждает,

Одна из поговорок всё же врёт.

Рожденный ползать от пинка взлетает,

Однако кратковременен полёт.

Белокурое чудо

Ты моё белокурое чудо,

Нераздельны мы, как ни крои.

За два года, съели соли три пуда,

За печали, твои и мои.

То не страшно, слёзы только сближают,

Добавляя горчинку в наш мёд.

Пусть собаки по обочинам лают,

Но любви караван всё идёт.

Будет время, и просохнут все слёзы,

В результате останется мёд.

Не скатиться, от стихов нам до прозы,

В рифму любящих Бог бережёт.

Непоседа

Зима с весной вошли в азарт

И ни погода, –  каламбуры.

И бьётся в судорогах март

От скачущей температуры.

Ещё лишь признаки тепла

И послезимняя усталость.

Но словно пьяная, –  пчела,

Весной – в окошко постучалась.

И жёлто-черные цвета,

Так шли, ко мне пришедшей леди…

Весной не пахнет ни черта,

Но я поверил непоседе.