Ты, я, он

Не боятся ни бога, ни чёрта,

Так легко.

До обоих дорога простёрта

Далеко.

Не боятся же рода людского,

В раз сложней.

Часто ждешь ты чего-то такого,

От людей.

Что решили – в поступках свободны,

Совесть вон.

Так на многое люди способны…

Ты, я, он.

Когда мы вместе – мы одно

Когда мы вместе – мы одно.

И я скажу без аберраций:

Нам наплевать на драки наций,

Что будет с миром – всё равно.

                                       

Пусть ткётся жизнь, не как хотелось,

А как придётся, как моглось,

Но главное, что – началось

Взаимно потихоньку въелось.

Нам вместе многое дано,

Что по-раздельно не имелось,

Зарею в прошлом только тлелось,

А стали вместе рассвело.

Увы

Да я живу давно не по правилам,

Ни для взрослых, ни для детворы.

Я хотел, чтоб меня ты поправила,

Только-то невозможно, увы.

По тропе с ресторана до рюмочной,

Я теперь ежедневно хожу.

Не живётся мне жизнью рассудочной,

Больше я доверяю ножу.

Тут уже ни к чему рассуждения,

Тот, кто первый, тот выиграл бой.

Но надеюсь на то тем не менее,

От тебя я услышу – ты мой.

Жизнь меня, как я вижу, подставила,

И теперь не снести головы.

Я хотел, чтоб меня ты поправила,

Что теперь невозможно, увы.

Дорога никуда

Змейкой вилась дорога средь цветущих полян.

Казалось, так будет до скончания дней.

Только стал меж цветов попадаться бурьян,

Затем и дорога поползла меж камней.

Дальше камни смыкались всё тесней и тесней,

Разрастался бурьян у обочин стеной.

И тропинки ползли, словно тысячи змей.

Переставшие быть той дорогой одной.

Шутка

Если помнишь, тогда пойми,

Те прогулки – не просто так.

Не сказала мне «не» и «ни»

Мой на плечи, надев пиджак.

А я думал, пошёл мне фарт,

В восхищении разинув рот.

Я не знал, ты вошла в азарт,

Как узнала про мой доход.

Лучше был бы я гол и нищ,

Раскусил я тебя красу –

Ты считали, а сколько тыщ,

В конце месяца принесу.

Вечный март

Не жду весны, прихода марта

И помахав вслед журавлю.

Я, выбиваясь из стандарта,

Вас по-весеннему люблю.

                                  

Для встречи я краду минуты,

Когда мы можем быть одни.

И рву накинутые путы,

Обязанностей западни.

С друзьями отменяя встречи,

Спешу на встречу, Вас встречать.

Обнять так хочется за плечи,

Обнять и просто помолчать.

И волчья надо же порода

Сдается кровушки игре.

Вокруг меняется погода,

Но вечный март в календаре.

Капитал

И в семь я раньше сверстников мужал,

А проиграв, выплёвывая зубы,

Я будущую жизнь воображал,

Где будут все приветливы, негрубы.

Там споры все решаются умом,

Точнее даже будет – интеллектом.

И в тех мечтах я забывался сном,

Где продолжал работать над проектом.

Реальность наплевала на мечты

И показала, где зимуют раки.

И только соли проглотив пуды,

Я понял, что и споры – это драки.

Но основная и не в том беда,

В квадраты хуже или даже в кубы,

Теперь теряешь больше, чем тогда,

Выплёвывая годы, а не зубы.

Но память всё прекрасное хранит,

Тех юный лет ненужный капитал –

Где в семь я был и молод, даже бит.

Был глуп и потому ещё мечтал.

То неспроста

А солнце с зенита срывалось

И падало, падало… но.

Всего-то давила на жалость

И утром живое оно.

Но то не дано человеку,

Умрёт он – всего один раз.

Как входит единожды в реку,

Пусть даже и тысячу в час.

Он видит, могилу копают,

Казалось ему всё равно…

Но слышал, его зазывают

Умершие очень давно.

Ещё не бывало возврата,

Для труса, и для храбреца.

Однажды дойдём до заката,

Задумано так у творца.

И мысль, словно крыса скребётся –  

Он помнил того, что с креста,

Который сказал, что вернётся,

Но нет его – то неспроста.

Медицина

В графе "причина смерти" врач указал свою фамилию. Подражанием автору Чем Кин.

Медицина – явно профанация,

Больным вся польза – с медсестрою флирт.

Две таблички: «Вход» и «Операция»

Но, слышно как в стаканы льётся спирт.

Наутро, на каталках поезд к моргу,

На пальцах ног таблички «Кто и чей»….

От медицины, точно мало толку,

Пока есть спирт халявный у врачей.

Позиция

Продались за десяток бус

И за краску буклета.

Бог для вас фантастичный Иисус,

Я молюсь на поэта.

Я в сумасшедших верить не могу. Иисус был сумасшедшим, если внимательно почитать библию. Но есть люди, от которых приходит откровение. Читая эти стихи я рыдаю, будь я трезвым или пьяным.

Михаил Анищенко

Церковь. 1871. По Артуру Рембо

Когда опять здесь стадо соберется,

Глаза и юбки низко опустив,

Из-за кулис божественных прольется

Из века в век заученный мотив.

Опять зажгут заплаканные свечи

И на земле забытые рабы

Начнут клонить измученные плечи,

Начнут крестить безжизненные лбы.

И так всегда – зареванные бабы

Суют детей раскрашенным богам,

Юродивые ползают, как крабы,

Грозя каким-то призрачным рогам.

Пропахшие прокисшими супами,

Старухи деревянные до пят,

За смрад души, изъеденной клопами

За все, за все Христа благодарят.

За все, за все – за слезы и увечья,

За слепоту, за пролитую кровь,

За немоту, за проруби злоречья,

За веру, утопившую любовь.

И так всегда – от века и до века.

Кромешный ад ликует неспроста.

Я не нашел живого человека

У бледных ног распятого Христа.

Одни попы, качая животами,

Плывут в дыму придуманного дня.

Дорога в ад – усыпана цветами,

Растущими из вечного вранья.

Вблизи от храма птицы не летают,

Не пьют жуки студеную росу.

Здесь даже с кленов листья опадают

На две недели раньше, чем в лесу.

***

Русь еврейская

Ты забыла еврейскую мудрость, о, Русь!

Ты забыла, что каждый исход без возврата.

Как Иаков во тьме, я за пятку держусь,

За холодную пятку ползущего брата.

Ощущая всей кожею мамин надсад,

Одолев неизбежное наполовину,

Мне бы дёрнуть его, затащить бы назад

И на горле его затянуть пуповину.

Мы ползём на просвет, пробираясь вперёд,

Приближая к себе небывалую драму…

Я ведь помню и знаю, что брат подрастёт,

И зарежет меня, и убьёт мою маму.

Но Ревекка устало лежит на боку,

Ей мерещится даль и сыновняя слава…

И кричу я всю ночь, но сказать не могу,

Чтоб она придушила меня и Исава.

Я кричу, но не помню звучания слов,

И отец мой глядит на меня без укора.

Вот и вызрели, как предсказанья богов,

В чреве юной Ревекки – Содом и Гоморра.