Мертвы стихи, как только их запишешь,
Слова, как в поле камни,
разбросал.
Ты в них, что думал я, читая,
слышишь,
Здесь холодно, здесь
похоронный зал.
В стихе мелькают города и
лица,
Я много что ещё в него
наскрёб.
И каждая строка в него ложится,
Навек и окончательно… Как в
гроб.
Пусть мы умрём не будет
мёртвым слово,
Оно ведь вечно, словно
райский сад.
Ты будешь представлять меня —
живого,
Хотя я умер много лет назад.
Тут через день — то холод, то тепло,
И каждый день меняется
одежда,
Ни лето, ни зима, а где-то
между,
Где по утрам чуть мутное
стекло.
Уже задумки есть про Новый
год,
Скупаются и прячутся подарки.
Духи, колготы или кофеварки,
Кто не рискует — несколько банкнот.
Ещё поверхность с рябью у
воды,
Куда-то делись птицы, что галдели…
Льду до победы где-то три
недели.
Пока войну проигрывают льды.
И вроде был жизни своей господин,
В любые минуты.
И вот в свои семьдесят минус
один,
Пошёл на войну ты.
Конечно, не первый, а где-то
в тылу,
Ты грузишь, подносишь.
Не нужно учиться тому
ремеслу,
Не знаешь — так спросишь.
Но всё ж иногда прилетает
сюда,
Пусть, может, и реже.
А значит, в тылу точно та же
беда,
И раны всё те же.
И вроде бы редким был в день
тот обстрел,
Чего там бояться.
Но всё же снаряд до тебя
долетел,
Затем, чтоб взорваться.
Упал средь стволов ты, обглоданных
лип,
На землю с листвою.
Неважно для памяти, как ты погиб…
В почёте любое.
Паутинкою белою,
Но пока ещё целою,
Жизнь дрожит на ветру́.
Смерть кружится и скалится,
Как вокзальная пьяница,
Что сейчас на пиру.
И поля не покошены,
Где подсолнухи брошами,
Осыпают зерно.
Смерть вороною кружится,
С кровью бурою лужица,
И таких здесь полно.
Сосны чёрными шпалами,
Над бойцами усталыми,
Колют небо насквозь.
Ветром пепел разносится,
Жизнь за пазуху просится,
Со скулежом — не брось.
Смерть всё бродит как
странница,
Сгинет сколько, останется
Здесь навечно в полях?
Сколько слов недосказанных
И бойцов перевязанных,
Кое-как, второпях.
Поле-полюшко бранное,
Где над каждою раною,
Плачут звезды навзрыд.
Здесь боятся и смелые,
Паутинкою белою,
На ветру́ жизнь дрожит.
Солнечно, но прохладно,
От ноября что ждать.
Не занесло, и ладно,
Выше нуля — плюс пять.
Через неделю — десять
С минусом и снега́.
Грязь же сегодня месит,
Что в сапоге нога.
Полный бардак в прихожей —
Лужи ещё в плюс пять.
Если же день погожий,
Ходим ещё гулять.
Будет одежда весить
Скоро, аж до фига́…
Через неделю — десять
С минусом и снега́.
А зима конечно же не лето,
Надо уродиться же такой —
Белое безмолвие рассвета,
Дарит и сонливость, и покой.
Из дому не хочется наружу,
На стекле из кружев пелена.
Лучше, если ты в такую стужу,
Дома с кружкой чая у окна.
А зима по-нашему, по-русски,
Если очень вдуматься — проста.
Как у школьной формы (юбки,
блузки),
Только чёрно-белые цвета.
Красиво жить не запретишь —
Мы даже тару не сдавали.
Имеешь рубль — ты нувориш,
То слово знали мы едва ли.
Оно нам было ни к чему,
Совсем не подходило к строю.
Дороги две — одна в тюрьму,
Другая, помнится с сумою.
Но это в поговорке так,
Её придумал кто-то с дуру.
Дороги две — через овраг,
Иль грудью прям на амбразуру.
Вот так ковался нами век,
А вместе с ним страна
ковалась.
И был прямее человек,
А криво где — там рихтовалось.
Под накатом, что в полметра,
Где сосна — основа.
Хоронимся не от ветра,
От дождя стального.
От жужжащей Бэ-Пэ-эЛ-ки
(Прилетит и бахнет).
Здесь и стены без отделки,
Но сосною пахнет.
Хорошо оно, но тем лишь,
В меж боёв минуты.
Как расслабишься, задремлешь…
Снится, что в лесу ты.
Война — то не верх справедливости,
Здесь косит хороших, плохих.
Опасны природы красивости
И громкий, не вовремя, чих.
Всё можно связать с неудачею,
И снег твой маршрут выдаёт.
И платится кровью горячею,
За каждым приказом «Вперёд».
Здесь всё, от большого до
малого,
Приравнено может к двумстам.
Война — территория Дьявола,
Но встретишь и Господа там.
