Ночные встречи

Произведение не фантазия, а ассоциация последних двух ночей. Честно говоря, никогда такого ужаса не испытывал просыпаясь в холодном поту. От страха даже рвало. Никогда не думал, что от страха может вырвать. По крайней мере, теперь знаю, что такое настоящий страх.

Под сенью фонаря,

Дней чётных и нечётных.

Опять ночами я

Во снах встречаю мёртвых.

О жизни говорим,

О том: Ну как ты? Где ты?

О смерти поострим,

Как желтые газеты.

И в полную луну,

Я в полночь просыпаюсь

И знаю, не усну,

И даже не стараюсь.

И разъедает пот

Как тело бедуина.

Мне руку подаёт

Мария Магдалина.

Тут волком можно выть,

Пусть вой мой третьесортный.

Мне б до утра дожить,

Но утром словно мертвый.

Пропала Муза…

Пропала Муза, рифмой не грешу,

Пусть иногда стучится Мельпомена.

С отчаянья, кто курит анашу,

А у кого-то вся в проколах вена.

Здоровье гробят ради пары строк,

Одновременно многое что горбят.

Претит мне кокаин, что нюхал Блок,

От водки по утрам меня коробит.

Вот ночь отпели лихо петухи,

За ночь ни строчки за собой не числю….

Когда перестаёшь писать стихи,

То остается наслаждаться жизнью.

Мельпомена – Муза трагедии.

Целая жизнь

Много месяцев не писал о любви, вот сподобился.

Мы с тобою прощались ровно час,

Не знал, не знал, куда себя мне деть я.

Я так влюблён, я так влюблён был в Вас –

Что этот час мне стоил пятилетья.

Что-то слышал я про «прощай», «прости»,

Между ними плыли междометия.

О любви думал всё – о глупости,

Стоило мне то – десятилетия.

Не одна такая на планете –

Утвержденья эти боли двоило,

Я любил одну лишь вас на свете

И прощанье целой жизни стоило.

Рента

Радости от жизни не осталось,

Толку нет в каменьях и шелках.

Только бесконечная усталость,

Тяжесть (лет прошедших) на ногах.

Мысли всё пожухлою листвою,

Ткут собой безжизненный ковёр.

Нового себе я не открою,

То, что знал, крадёт ночами вор.

Недалёк, похоже, от маразма,

Он позорней смерти и страшней.

Простенького не сложу я пазла,

В жизни – я не выглядел смешней.

Вены резать – против жизни подлость,

Не подлил, не буду под конец.

Вот такая братцы безысходность,

Вот такой всего пути венец.

Клоуном на площади закончу,

Весело на площади со мной.

Буду я шутить, как можно тоньше,

Старый, некрасивый и больной.

Буду ждать от вас аплодисменты,

Тех, что как подачка старику.

Мог бы жить я на доходы с ренты,

Мог бы,

но,

похоже....

не смогу.

Что это?

Снова главное слово: «Пли»,

Снова неба боятся дети

Вгрызаются в тело земли

Из металла снаряды-плети.

Не Великая, а страшней,

Что мирно – Гражданской зовётся,

Своих пожирает детей,

Что так радует инородца.

И ответа никто не знает,

Так убийство, санация? –

Это нация умирает,

Очищается нация?

Письмо

Полгода всё рекламные проспекты,

Но фиг вам – не куплю я ни черта.

Пол-ящика ненужные объекты,

Вторая половина – пустота.

Вот минусы того, что независим,

Но тот, кто близок мне, совсем не враг.

Так хочется прочесть хоть пару писем,

Где спрашиваю, что я там и как?

Полгода не встречаются конверты,

Быть может, что они запрещены.

Ну чем мы провинились – интроверты?

Что главное для нас всегда лишь – мы.

И без надежды вновь открыт мной ящик,

Но есть конверт – солидное письмо.

И вот несусь я с радостью щемящей,

Не глянув даже от кого оно….

И разворот письма – как будто обнят,

Но прочитал… и как-то сразу стих.

Ну, надо же, в налоговой-то помнят,

В отличие от близких и родных.

Колизей

Честно говоря, в данном стихе воплотилась задумка, точнее задумки, на основе которых собирался написать два самостоятельных стиха. В одном это тема Колизея, в том виде, в каком она здесь представлена. А вторая задумка касалась того, что чистенько жить прожить может только пятиминутка. которая и живет всего пять минут и беленькая такая. Но начал реализовывать тему Колизей и парой строк влезли эти пятиминутки. Всё… не будет отдельного стиха.

Нет новых планов и друзей,

Такой вот возраст.

Я стар как Римский Колизей –

Костяк да образ.

Поразбежался весь народ –

Мол, грешен жутко.

Но белой жизнью проживёт

Пятиминутка.

Пусть бросят мне толпою всей

Каменьев груду,

Но словно Римский Колизей

Стоять я буду.

Тем, как прожил, так в целом горд –

Не из овечек.

Да пусть и чёрен словно чёрт,

То копоть свечек.

Далёкий и родной (Уральск)

Вечно помню милый город.

Пусть далёкий, но родной.

Распахну пошире ворот,

По дороге до пивной.

Будет там, тоска топится,

Чтоб поменьше тосковать.

Пересушенная пицца,

Будет горло злобно драть.

Только пицце, слава богу

Не добраться до души.

В ней и так сейчас убого,

Сил осталось на гроши.

По тебе душевный голод,

Утоплю в себе в пивной….

Вечно помня милый город.

Пусть далёкий, но родной.

Побреду домой обратно,

Не до ворота сейчас.

До сих пор мне непонятно,

Что же разлучило нас?

Остров-сад

Рецензия на «Сад деревенский на острове». Pelageya, русская американка.

Остров-сад, что ещё нужно для жизни?

Впрочем, для смерти не хуже он подойдёт.

Здесь по листве ползаю серые слизни

И соловей где-то вверху нам поёт.

Мир и покой, что ещё нужно жизни?

Смерть составляют – эти же мир и покой.

Ты кулачки просто сильнее чуть стисни

И прислонись к дереву ты щекою.

Здесь в тишине больше, чем звукам я рад.

Дерево шепчет тихое: баю, баю

Словно ребёнок, я засыпаю, ..паю…

Снится покой мне, снится мне Остров-сад.

Уголок счастья

на «А каяки лучшееееее!». Pelageya, русская американка

От дома нам всего минут-то десять,

Какая малость – к счастью от беды.

Здесь можно веселиться и кудесить

И ноги опустить в хрусталь воды.

Забыть про все превратности, печали,

И про невыносимую жару.

И кажется, что жизнь опять в начале

И думаешь: я вечно не умру.