Провода

Не строил из себя героя

И представлялся, как я есть,

Вы также из себя не строя,

Просили многое учесть.

Перед друг другом развернулись,

До самого, до не могу.

И чуть повздорив, Вы лишь дулись,

Как одуванчик на лугу.

Потом в мгновенье облетала,

Та полнота с надутых щёк.

Для остужения накала,

Мостился я щенком у ног.

Я думал нам не разлучиться

И будем вместе мы всегда.

Казалось мне – нам пела птица,

А это выли провода.

Кружок

Живёт христианства искус,

Как удел твердолобых.

И смеётся над ними Иисус,

Создававший кружок рыболовов.

Город Н.

И огни светофоров,

и скрещения розовых фар.

Этот город, который

четче, чем полуночный кошмар.

….

(Борис Рыжий)

Ещё один уехал в Петербург

И радостно, что в те же похороны.

А мы остались – средь бомжей и урк,

Как парки меж заборами промзоны.

Здесь трубы формируют облака

И в серый красят втихаря сугробы.

Уехал друг, махну рукой. Пока!

И пожелаю, не вернулся чтобы.

А нам же остается всё кровить,

Не поддаваясь богу мясоеду.

Уехал. Ну и что там говорить….

Мне очень жаль, но пусть ещё уедут.

Речи полны…

Речи полны моментами,

Брезгуют запятыми.

Их украшают лентами

С буквами золотыми.

Этих речей не услышу,

Хрен с ним, то дифирамбы…

У гроба забили крышу,

Это, похоже, амба.

Можно вздохнуть облегчённо –

Рады, похоронили,

Все мы живём или жили,

В целом, совсем никчёмно.

Более понятно смотри тут.

Подвал

Она вернулась в середине мая,

Купив ему домашнее трико…

Он на вокзале не был – не встречая,

Вчера уехать очень далеко.

И телефон его не отвечает,

Не потому что связи нет в пути.

Он симку на другую поменяет,

Со старой кратко написав «Прости».

Записан ею будет, как предатель,

Что свой уход к отъезду подгадал.

А он себя запишет в знаменатель,

От света жизни уходя в подвал.

«Тянуть ей сына, а с тобою вкупе,

Недолго ей и ноги протянуть», –

Подумает, ловя в остывшем супе,

Две капли жиры ловкие как ртуть.

Ни при делах, а значит не добытчик,

Отсюда – не положена семья.

Доходы все в коробке из-под спичек,

Какие тут жена и сыновья.

Виски уж поредели – полубоксы

Но мудрости не смог ей донести,

Жизнь нашу наполняют парадоксы.

И бросить в ней – порою, что спасти.

И от простуды, голосом с прононсом,

Сидя в деревне где-то у печи,

Он пробормочет: «Не был я альфонсом

И стать им не помогут и врачи».

Я Вас….

Зачастую, читая собственные произведения, хочется их переписать. И переписываешь. В результате остается текстовка но изменяется мысль, которую ты пытался донести до читателя. Иногда меняется всё и текст и мысль. Это произведение написано по мотивам моего же произведения «Границы понимания так зыбки» (чтобы прочесть жамкните на название, оно выделено коричневым) – сравните. Это пример, как работаем мы со стихами. Пишем, переписываем, жгём и восстанавливаем.

Границы между чувствами так зыбки,

Нет между ними чёткой полосы,

Мгновенье от оскала до улыбки,

Наоборот же тоже не часы.

Не зря любовь рифмую чаще с кровью,

Им друг без друга видимо никак.

И дружбу измеряют горькой солью,

Да водкой, что распили натощак.

Нет чистых чувств, они всегда размыты,

Туда-сюда качаются весы.

Бываем мы живыми, но убиты,

Врезаются высокие в басы.

И нет путей, что идеально гладки,

Отдав себя очередному дню.

Смирившись с тем, что горькое меж сладким

Я вас, пусть и страдаю, но люблю.

Процедура

Крест свой словно богомаз

Тянет, тянет человек.

Умирает один раз,

Процедура длится век.

Страховка

В жизни дается тому, кто старается –

Воду и ту наберёшь в решето.

После полтинника жизнь начинается,

Но для страховки мной налито сто.

Вечное

"Пылинки в складках бытия". Ефим Шаулов (Израиль). В своё время дурачились по чёрному, один из эпизодов, опубликован в разделе "Пикировки". 

Когда ты юн и зубы целы, –

ты плод любой кусаешь смело.

Без подготовки... Лишних слов...

Года прошли и... нет зубов!

На смену им пришли вопросы

и всё: рождается...  философ!

****

Если в избранных тупо нет меня,

Значит, вкуса совсем и нет.

Фим читаешь ты то, что сплошь херня,

А вот, а вот я же – поэт.

Поспеши ты Фима, давай быстрей,

Ну, покаместь не помер я.

Ты же умный Фима, ты же еврей,

А читаешь, то сплошь херня.

Ты меня читай и притом в запой,

Вот возьму и на днях умру.

Фима, Фимочка – ты же не слепой,

Почему читаешь муру?

Хочешь вечное, забегай ко мне,

А зайдёшь, оставайся там.

Западло тебе, ковырять в говне,

Я стихов тебе вечных дам.

Ёж

Не надейтесь, что всё брошу

Перестану быть как ёж.

Не колючим и хорошим,

Нехорошим я хорош.