22 апр. 2012 г.

Насколько бесподобна простота


Здесь всё открыто, прячутся лишь в норы
Ты виден всем, как-будто свет во тьме
Согласен я, что так прекрасны горы,
Но вышло так, что степь дороже мне.

Лишь здесь ты осознаешь суть простора,
Далекий горизонт такой прямой
И степь не прячет ничего от взора,
Лаская взгляд ковыльной сединой

Скажу, не побоясь я степь обидеть:
Есть на земле красивее места
Но только здесь поймёт, способный видеть,
Насколько бесподобна простота!

21 апр. 2012 г.

На земле нету бога


Избасовой А.К. земля тебе пухом.


Покидал я, родимый мне дом,
Мы прощались, друг другу покаясь.
И читаю Ахматовой том,
Тот, что ты подписала, прощаясь.
Существую, себя прокляня –
Понимая, копейки не стою.
Вы святым почитали меня,
Я же вас почитаю святою.
И не спорьте, кто прав и не прав,
Нам с тобой не подвластны итоги.
Ты присядь – нету правды в ногах,
Ожидая меня на пороге.
Я приеду, могилу найду,
Преклоню перед прахом колени,
Жаль, что там, я пребуду в аду,
Ты в раю - для меня без сомнений.
Заслужила, а значит – я прав,
Что тебя почитал я святою,
И все правила, к чёрту поправ,
В ад прибуду, но встречусь с тобою.
Проберусь, чрез заборы, мосты,
Если нет, я проход прокопаю,
На земле нету бога, но ты
Им была… остальное стираю.

Быть, видеть…


Честно говоря для меня странно, что это одно из моих самых популярных произведений. Я же его считаю…

Быть, видеть, сознавать и явность ощущать,
Какая разница, ты беден иль богат,
Красив, уродлив — главное дышать.
Ведь жизнь, такая братцы благодать,
Что стоит даже больше райских врат.

Любить, завидовать, терпеть или мечтать,
Какая разница, услышал правду, ложь;
Любим ты, ненавидим, что страдать,
Ведь жизнь, такая братцы благодать,
Лишь уходя, ты это всё поймёшь.

Столыпин (набросок)


Сын древних двух родов дворянских
Рожден на Эльбе, где крещен,
С замесом крови атаманской,
Так и не жил, где был рожден.

Решай, на радость иль на горе,
Что возвращен в Россию он.
Но толку нету в этом споре,
Куда ни глянешь мнений море,
И правда тонет в море том.

Да, Менделееву, экзамен
По химии, на пять он сдал.
Другим немало был он славен.
Скажу, хоть случай и забавен —
Суворову роднёю стал.

И Лермонтову был роднёю,
Троюрным братьям есть цена.
Родился также он весною,
Но это впрочем наносное,
Хотя как знать, ведь знак Овна.

Отец прославился, казалось,
Куда уж до него сынам.
Но что от славы той осталось?
О неём кто знает, разве малость.
Лишь старший сын известней нам.

Ведь слава сохнет словно лужи.
Её ты, что ни день, корми.
Заслуги у отца — снаружи,
А сына, те же — все внутри.
И горевать над тем негоже.
Так повелось уж с давних пор,
Что нам, естественно, дороже,
Кто к стенке лично нас припер.

Саратов помнит и Самара,
Да как же им не вспоминать,
Запомнилась на век расправа,
Когда налево и направо,
Решали вешать иль стрелять,
Спасая тем Россию мать.
Оно естественно, чем хуже
Тем вяжут узелок потуже.

У нас всегда её спасали
То от чужих, то от своих
Порой, тут разберешь едва ли
За что же всё же умирали
Порою пять из пятерых.
То были, братцы, времена,
Когда народ был озлобленный.
Взяла и поднялась страна.
Был самодержец оскорбленный.
Что ни фонарь, то столб позорный.
И правит балом сатана.
Тут умирали, кто за веру,
Кто с гимном — «Бог, храни царя».
Почёта нет здесь офицеру,
Ведь здесь подобно всё расстрелу
Мундирам синим лишь вторя.

У каждого своя здесь правда,
А в целом истина одна.
Людей ведь образ жизни — стадно
Один сказал, другие — «ладно»,
И вот вся в пламени страна.
Но лишь подлец, воды не носит,
Когда горит его страна.
Сорняк поднялся, значит косят
Зачем он вылез? Коль не просят.
Любой победе, есть цена.
Таких как он и Бог не судит,
А что судить не разобрав,
Зато история рассудит,
Она конечно, часть забудет.
Точнее, вспоминать не будет.
Её, кто пишет — тот и прав.
Надел кто галстук , тот не скажет.
Кто не надел, для тех он мил.
О достижениях расскажет
И на безвыходность укажет,
Что не хвалить, коль не казнил.
***
Саратовцам, что же не любить —
Своим болотом и кулик хвалится.
Он что есть сил, старался упрочить,
То звание «Поволжья столица».
Он строил здесь ночлежные дома,
Гимназию, иные заведенья.
Ему хватало своего ума,
Но понимал он ценность просвещенья.

Ждал благодарности всего лишь сотню лет.
Да что считать, не для того старался.
Его не привлекал блеск эполет.
О чем сказал царю он тет-а-тет,
Но слава богу, след в истории остался.
Назвали площадь именем его,
Чего не заслужил и император.
Здесь памятник поставлен в честь того
Я не имею против ничего, —
Ведь всё-таки не худший губернатор.



***
Ну что же, отойдём от обобщений,
Пора уже детали вспоминать.
Ведь пишем всё же, не для развлечений,
Стараемся уйти мы от сомнений,
Так почитать его иль всё ж не почитать.
***
Век девятнадцатый — в империи, всё смутно
То инцидент, а то глядишь погром.
Уже проглядывался мутно,
Сбирая силу поминутно,
Семнадцатого года гром.
Резня в Саратове, Малиновский погром...
А перед ними инцидент с врачами.
И весь октябрь, сходилась лбом.
Уж сил-то не было умом
Вся сволочь, днями и ночами.

Уж третий год в Саратове он правит.
Тут что ни день, то похоронный звон.
В Самару он карателей направи,
Тем самым императора заставит
Понять, что на расправу он силён.
Такие люди у владык в цене,
Им надо править сильною рукою.
Ведут бои не только на войне,
А также часто в собственной стране.
А тут такой — всегда готовый к бою.

Апрель, год девятьсот шестой,
Столыпин вызван в Царское Село.
Туман тогда стоял такой густой,
Куда идти, не видно, только стой,
Не сбили с ног, считай уж повезло.

Столыпин, не хотел и не желал
Чтоб быть приемником у самого Дурново.
Царь Николай, просивши, приказал,
Как ни хотел, но всё ж не отказал.
А вы найдите смелого такого.
Оттуда вышел — он, уже Министр
С тех пор карьеру, будто понесло.
Да так, что и в ушах лишь только свист,
На крик похожий: «Ну бросай бомбист».
И что ни день, то в Царское Село.

Он службу принял, как тяжелый крест,
И нёс безропотно, до самой до могилы,
Он знал, бог выдаст, тут свинья и съест,
Боролся с ней, пока хватало силы.
Он понимал, опасности броженья,
Замеса, из Брюссельского бюро ,
И был противник, левого движенья,
Он полагал, что это путь «на дно».

Сейчас, его путём продолжили движенье.
Вот жаль, что долго, ждали поворот.
Всю глубину, такого сожаленья
Увы, поймёт, лишь только патриот.

Три месяца, и он уже Премьер
Всё за заслуги, а не повезло.
Но кто считал: Столыпин — изувер,
Не думая, что то, дурной пример.
И августом, вдруг огрызнулся зло.
То может, игры проведенья,
А может быть, судьбы игра,
Но вышел он из покушенья
Доверья полного двора.

Тот случай, недостоин муз
Добро, ведь не твориться, через зло.
И не вошел в историю «Союз» .
И как Засулич им не повезло.


С тех пор, так жил — за боем бой,
Не отсидишься под замком.
И вот тягались меж собой
Теракт, с военно-полевым судом.
Он для крестьян, тогда немало сделал,
Чем мог, помог. Всего не рассказать.
***
Охранка наломала дров
Аленского , забыв нахальство,
Конечно негодяй Богров,
Но кто же думал, что готов
Своё же застрелить начальство.

Вот Петр Столыпин, счастлив умереть ,
Сейчас такое очень редко встретишь.
Нам проще из окна на мир смотреть,
Других предпочитаем видеть смерть.
И вот уйдут «такие» — не заметишь.

Одни о нём, с восторгом говорят,
Другие же его ругают «смачно».
Да что там рассуждать-то: «абы, каб»,
Как говориться, чем крупней масштаб,
Тем оценить сложнее однозначно.

19 апр. 2012 г.

По отдельности


Жизнь проще рецепта ход-дога,
Когда не живем, наживаем.
И нет ощущения бога,
Коль вера дана негодяям.
И кажутся волки честнее,
Клыки просто так не оскалят.
С кости оторвут, что вкуснее,
Но что-то и брату оставят.
Один ты никто, пусть и молод,
Затем и сбиваются в стаю.
Тоску, навевая на город
О чём-то своём завывая.
У нас, если взялись мы есть и,
До блеска всю кость обглодаем.
Мы так, как они – вроде вместе,
Но к богу раздельно взываем.

Высший сорт


Путь не часто, но всё же бывает,
Зло становится сутью добра
И попытка спасти убивает,
Как нечаянный взмах топора.
Напролом всё идут доброхоты,
И, что целое, в крошку дробя –
То начало обычной заботы,
Где спасают от жизни тебя.
Как хирурги решительно вскрыли
И ненужное просто в  аборт,
Этим, в целом тебя умертвили,
Но для них ты теперь высший сорт.

Один день


А, что ему – меня-то он, не знает
И, что жалеть, коль он, мне незнаком.
Вот потому, слова в меня швыряет,
Как таракана давит каблуком.

Я для него, очередной прохожий,
Я для него, лишь повод зло сорвать.
А он все ближе с покрасневшей рожей,
В такую так и хочется плевать.

Но я молчу, кривлюсь лишь для порядка,
А сам обозреваю небосклон.
И думаю, а хватит ли остатка –
Терпенья мне вот на таких, как он.

Вот раж иссяк – сам по себе заткнулся.
Я знаю точно, не проигран бой.
Не плюнул… Но вот только повернулся,
Гляжу, навстречу точно же такой.

Вот так весь день, всё сумрачно тянулось
К концу уже душа взахлёб ревёт….
Вон женщина, мне просто улыбнулась
И понимаю, всё же мир живёт.

17 апр. 2012 г.

Вспомнил


Не пойму, ну на кого похожа?
Вспоминаю, память я кляня…
В зеркале – не выбритая рожа,
Что таращит зенки на меня.
Может вместе пили на неделе?
И при этом столько, что держись?...
Чёрт возьми, а вспомнил!… еле, еле –
Это он испортил мне всю жизнь.

16 апр. 2012 г.

Кресло


Ты получил заветный кабинет –
В простонародье называют «кресло».
И жить тебе вдруг стало интересно.
И думаешь: так будет много лет…
Возможно… только точно неизвестно.

Тебе теперь коллеги не друзья.
Не примёшь ты без записи и чёрта,
Дверь намертво от смертных всех подпёрта
И запросто к тебе зайти нельзя…
И пустота вокруг - как будто стёрто.

И вот себя в ту мягкость погребя
Почувствовал, как в ложе от Прокруста
Теперь понятно, почему так пусто?...
То штамп, что предназначен для тебя:
Он нежно так сжимает, но до хруста.
***
(ниже четверостишие с которого стих был начат, но выпал он из темы и был исключен из окончательного варианта)

Билет себе в отдельное купе
Ты заслужил. И достиженьем горд…
Карьерный разрешен тобой кроссворд
И мягкое в дорогу канапе
Положено. Теперь ты высший сорт.

13 апр. 2012 г.

Жанаозен (переработанный)


Предположительно, данное произведение послужило поводом для ограничения доступа на мой блог жителей Республики Казахстан, хотя в нём лишь описывается природа Мангистауской области, в которой я бывал, и никакого отношения к событиям декабря 2011 года в данном городе стих не имеет. Здесь представлен переработанный вариант. Первоначальный вариант смотри здесь

Мы к смерти отнесёмся, как к событью –
Когда умрём и превратимся в тени…
И если в ад прибудем, по прибытью,
Вдруг обнаружим – мы в Жанаозене.

Здесь ветер треплет ковыли уныло
И даже волки воют виновато –
Природа, как готовая могила,
Песком за день накроет в три наката.

Вода в разы посолонее курта
И та, скорее не вода, а злато.
Здесь солнце выжигает из манкурта
Беспамятство – и всё родное свято.

И люди не живут, а выживают –
Так трудно, даже если в полной лени.
Считаешь ты, что ада не бывает?
Ты проживи хоть день в Жанаозене.