Где жёлтый, где лиловый или красный.
Пойди гулять, уйди от суеты,
Такой и бестолковой, и
напрасной.
Деревья вот не плачут и
тогда,
Когда свои теряют одеянья.
Жить тяжело на свете, где беда,
Поставлена по центру
мирозданья.
Пойми, прими, всему на свете
срок
Наступит, а иного не бывало.
На люстре той, что держит
потолок,
За года сколько ламп
перегорало.
Счастливой жизни правила
просты,
Чтоб быть счастливым, нужно
так немного.
Смотри, учись, как на ветвях
листы,
Красивы и у смертного порога.
А потому выходишь редко.
Тебе хожденье в магазин,
Сродни походу в кругосветку.
Табак, присохший на губе,
Волос седых переплетенье.
И если вспомнят о тебе,
То раз году — на день
рожденья.
Пропала из движений прыть,
В сужденьях перестал быть
резким.
Да и уже поговорить,
Так, кроме Господа, и не с
кем.
В тылу, так невтерпёж охочим
до побед.
А где-то огонёк в ночи от
папиросы,
Вчера вот привезли, их вместо
сигарет.
Но здесь не говорят, про
сроки и про цели,
Всё больше про детей, жену,
отца и мать.
Что скоро вот зима и листья
порыжели,
А значит маскхалат нам белый
надевать.
Пролито сколько слёз, и
песен, что не спето,
И сколько пацанов, ушедших
навсегда.
Вопрос совсем не в том, а
будет ли победа,
Достаточно всего — а всё-таки
когда?
Где годы нам ещё часам
считать тик-так.
Но чувство таково, и в шаге
от могилы,
Влюбляются порой на весь вот
этот шаг.
Когда в пути тебе осталось
так немного,
Влюбился, говорят, — ребро
щекочет бес.
Однако же любовь, она всегда
от Бога.
Она приходит к нам, конечно
же, с небес.
Не только молодым она
сплетает мысли,
Когда вдвоём и день проходит,
словно час.
Любви покорны все… И то в
буквальном смысле,
И те, кто в седине, как мы с
тобой сейчас.
Как через ров.
В той круговерти,
Не до цветов.
Шаг до героя,
Только держись.
День здесь порою —
Целая жизнь.
Дни не листают
Календарём.
Ночь наступает,
Часто и днём.
Шаг до Победы,
Пули что в лоб.
Будут букеты,
В руки иль в гроб.
Ужин, ляжем спать.
Мне осталось рану,
Перебинтовать.
Будут сны цветные,
Мир в них и весна.
День, когда впервые
Было не до сна.
Как шептал я помню,
Что-то про любовь.
А внутри, как в домне,
Клокотала кровь.
Звёзд на небе пудра,
Месяца банан…
Наступает утро,
Наступать и нам.
Я сам себя порой не понимаю,
Зачем мне эта магия строки.
Готовил бы ружьё к охоте к
маю,
Как делают всё время мужики.
Но только мне охота не в
охоту,
И пострелять достаточно в
мишень.
Так жалко эту живность
отчего-то,
Хотя без мяса не живу и день.
Но, как и все, я жду — зарежет
кто-то,
Корову там, индюшку иль свинью.
Не я, не я, то чья-то же
работа,
А сам вот только кушать их
люблю.
И не пойму, зачем пишу об
этом,
Ведь строчку начинал я про стихи.
Вот, например, про сад
горячим летом,
Где яблоки довольно неплохи.
Я шторы окон от Луны задвину,
Вид бледный у неё, что
мертвеца.
Одни стихи слагают с
середины,
Мои всё время пишутся с
конца.
А от такого сойдёшь с ума:
Кот на кирпичной груде.
Полуразрушенные дома,
Жили в них раньше люди.
Пёс вон болтается у столба,
Хвост не находит места.
Рёбра штакетником — худоба,
Выжил, как неизвестно.
Битой посудой засеян двор,
С глиною вперемешку.
И беспорядку наперекор,
Кто-то сложил в тележку.
Груду одежды в тугом узле,
Пояс за край змеится.
Армагеддоном здесь на земле,
Время вперёд струится.
Томик Пушкина, томик Гюго,
Средь запустенья смрада…
Так много, много, всего того,
Что вам и знать не надо.
Вот разбила вдрызг вазу.
Не любовь это, если
Засыпаешь ты сразу.
Он ушёл, сидишь в кресле,
Мнёшь, что он забыл, кепку.
Не любовь это, если
Спишь ночами ты крепко.
Как мотив, что из песни,
Привязался, зараза.
Не любовь это, если
Не рыдала ни разу.
Хоть себя ты с ним числи,
Целый век и лет двести.
Но любовь, когда мысли:
Умереть бы нам вместе.
