Дом на нуле

А от такого сойдёшь с ума:

Кот на кирпичной груде.

Полуразрушенные дома,

Жили в них раньше люди.

Пёс вон болтается у столба,

Хвост не находит места.

Рёбра штакетником — худоба,

Выжил, как неизвестно.

Битой посудой засеян двор,

С глиною вперемешку.

И беспорядку наперекор,

Кто-то сложил в тележку.

Груду одежды в тугом узле,

Пояс за край змеится.

Армагеддоном здесь на земле,

Время вперёд струится.

Томик Пушкина, томик Гюго,

Средь запустенья смрада…

Так много, много, всего того,

Что вам и знать не надо.

Не любовь это, если

Всё о нём мысли лезли,

Вот разбила вдрызг вазу.

Не любовь это, если

Засыпаешь ты сразу.

 

Он ушёл, сидишь в кресле,

Мнёшь, что он забыл, кепку.

Не любовь это, если

Спишь ночами ты крепко.

 

Как мотив, что из песни,

Привязался, зараза.

Не любовь это, если

Не рыдала ни разу.

 

Хоть себя ты с ним числи,

Целый век и лет двести.

Но любовь, когда мысли:

Умереть бы нам вместе.

Союз

С компанией плохой и не связалась,

Она её сама и создала.

И даже в драку первая бросалась,

Хотя на вид тростиночка была.

Тогда текло до-юбочное время,

Носила только шорты и штаны.

Ещё не знала ничего о креме,

Её боялись даже пацаны.

Но время то тихонько утекает,

И наступает время юбок, блуз,

Теперь о ней страдает и вздыхает,

Когда-то ею созданный союз.

Не шло

 

Порфирий

 

Пластмассовый солдатик

Самолётики, кораблики,

И пластмассовый солдат.

И на завтрак каша, яблоки,

Хлопья за щекой хрустят.

У мальчишки губы мамины,

Самый лучший из мужчин.

Он для мамы вроде знамени,

На весь свет такой один.

В шесть пойдут портфели, ластики,

Вслед пятёрки, и колы.

Вместо мультов, вдруг ужастики,

И пушок вдоль губ, скулы.

Подрастёт, так до полтретьего,

Со свиданий ждать и ждать.

Что он вырос, не заметила,

Ну на то она и мать.

Пусть женитьба — это страшное,

Только б не было войны.

Где обстрелы, рукопашные,

Волки, вороны жирны.

Где от боли всё с гримасами,

И от крови бинт промок…

Не солдатик же пластмассовый,

А кровинушка-сынок.

На кладбище

И травы здесь не косят косы,

А что косить — вокруг мертво.

Теперь на все мои вопросы,

Мать мне не скажет ничего.

 

Не поцелует, не обнимет,

Шагну, как в дом я за порог.

И сколько лет до встречи минет,

То знает разве только Бог.

 

Но невозможно торопиться,

Когда решит, тогда возьмёт.

Вкруг тишина, и только птица,

О чём-то грустно так поёт.

Этим

Вечно здесь, как на краю,

Взводом и поротно.

И не видно смерть свою,

А других бессчётно.

Скольких ты перевязал,

И тебя спасали.

Мок от крови материал,

Зубы скрежетали.

И терпели, кто как мог,

В ране боль как спица.

Глядя сверху, думал Бог:

«Этим всё простится».

Неизбежность она такая

В душе нет прежнего простора,

Не в радость мне что праздность, труд.

А потому и значит скоро,

Меня на кладбище снесут.

 

В гробу я буду безобразен,

Хоть чёрта ты с меня пиши.

Я буду в принципе согласен,

Мне жить нет смысла без души.

Сложности

Ты вроде правильно ругал,

И обоснованно хвалил.

Но умер — тут же на мангал,

На жар из адовых горнил.

 

Жизнь получается — бардак,

На первый и на сотый взгляд.

И где-ты сделал что не так,

Тебе в конце лишь объяснят.