Тут через день — то холод, то тепло,
И каждый день меняется
одежда,
Ни лето, ни зима, а где-то
между,
Где по утрам чуть мутное
стекло.
Уже задумки есть про Новый
год,
Скупаются и прячутся подарки.
Духи, колготы или кофеварки,
Кто не рискует — несколько банкнот.
Ещё поверхность с рябью у
воды,
Куда-то делись птицы, что галдели…
Льду до победы где-то три
недели.
Пока войну проигрывают льды.
И вроде был жизни своей господин,
В любые минуты.
И вот в свои семьдесят минус
один,
Пошёл на войну ты.
Конечно, не первый, а где-то
в тылу,
Ты грузишь, подносишь.
Не нужно учиться тому
ремеслу,
Не знаешь — так спросишь.
Но всё ж иногда прилетает
сюда,
Пусть, может, и реже.
А значит, в тылу точно та же
беда,
И раны всё те же.
И вроде бы редким был в день
тот обстрел,
Чего там бояться.
Но всё же снаряд до тебя
долетел,
Затем, чтоб взорваться.
Упал средь стволов ты, обглоданных
лип,
На землю с листвою.
Неважно для памяти, как ты погиб…
В почёте любое.
Паутинкою белою,
Но пока ещё целою,
Жизнь дрожит на ветру́.
Смерть кружится и скалится,
Как вокзальная пьяница,
Что сейчас на пиру.
И поля не покошены,
Где подсолнухи брошами,
Осыпают зерно.
Смерть вороною кружится,
С кровью бурою лужица,
И таких здесь полно.
Сосны чёрными шпалами,
Над бойцами усталыми,
Колют небо насквозь.
Ветром пепел разносится,
Жизнь за пазуху просится,
Со скулежом — не брось.
Смерть всё бродит как
странница,
Сгинет сколько, останется
Здесь навечно в полях?
Сколько слов недосказанных
И бойцов перевязанных,
Кое-как, второпях.
Поле-полюшко бранное,
Где над каждою раною,
Плачут звезды навзрыд.
Здесь боятся и смелые,
Паутинкою белою,
На ветру́ жизнь дрожит.
За придумкой тянул ты свой век,
Человечность считая за
робость.
Прямо в пропасть был начат
разбег,
Начиная с Крещатика в пропасть.
Лишь вороний над Киевом грай,
Сбились в круг ожидая кончины.
Ну, Микола, давай, продолжай,
До конца, до конца Украины.
Шёл ты сам, вёл других на
убой —
Все неумные очень упрямы.
И был просто доволен собой,
Разнося по кирпичикам храмы.
По посадкам, полям сколько
тел,
Им хотелось другого итога.
Получил ты как раз что хотел,
Счастья суть понимая убого.
Позабыл ты про совесть и
честь,
Коридорами тёмными блудишь.
Но не думаешь — если Он есть,
Где в конечном итоге ты
будешь?
Солнечно, но прохладно,
От ноября что ждать.
Не занесло, и ладно,
Выше нуля — плюс пять.
Через неделю — десять
С минусом и снега́.
Грязь же сегодня месит,
Что в сапоге нога.
Полный бардак в прихожей —
Лужи ещё в плюс пять.
Если же день погожий,
Ходим ещё гулять.
Будет одежда весить
Скоро, аж до фига́…
Через неделю — десять
С минусом и снега́.
А зима конечно же не лето,
Надо уродиться же такой —
Белое безмолвие рассвета,
Дарит и сонливость, и покой.
Из дому не хочется наружу,
На стекле из кружев пелена.
Лучше, если ты в такую стужу,
Дома с кружкой чая у окна.
А зима по-нашему, по-русски,
Если очень вдуматься — проста.
Как у школьной формы (юбки,
блузки),
Только чёрно-белые цвета.
Красиво жить не запретишь —
Мы даже тару не сдавали.
Имеешь рубль — ты нувориш,
То слово знали мы едва ли.
Оно нам было ни к чему,
Совсем не подходило к строю.
Дороги две — одна в тюрьму,
Другая, помнится с сумою.
Но это в поговорке так,
Её придумал кто-то с дуру.
Дороги две — через овраг,
Иль грудью прям на амбразуру.
Вот так ковался нами век,
А вместе с ним страна
ковалась.
И был прямее человек,
А криво где — там рихтовалось.
Под накатом, что в полметра,
Где сосна — основа.
Хоронимся не от ветра,
От дождя стального.
От жужжащей Бэ-Пэ-эЛ-ки
(Прилетит и бахнет).
Здесь и стены без отделки,
Но сосною пахнет.
Хорошо оно, но тем лишь,
В меж боёв минуты.
Как расслабишься, задремлешь…
Снится, что в лесу ты.
Война — то не верх справедливости,
Здесь косит хороших, плохих.
Опасны природы красивости
И громкий, не вовремя, чих.
Всё можно связать с неудачею,
И снег твой маршрут выдаёт.
И платится кровью горячею,
За каждым приказом «Вперёд».
Здесь всё, от большого до
малого,
Приравнено может к двумстам.
Война — территория Дьявола,
Но встретишь и Господа там.
