Жёлудь

Темнота чернильной краской,

Затекала в мой окоп.

Хоть черпай её ты каской,

Наконец напиться чтоб.

Двое суток на безводье,

Двое суток без еды.

Я, не ваше благородье,

Хлеба пусть из лебеды.

Смог бы я напиться с лужи,

Как бы ни была мелка.

Мне б ещё БэКа к тому же,

Тут осталось полрожка.

Но держусь, ведь «Жёлудь» я же,

Кровь же держат мне бинты.

Днём в окопе, как на пляже,

Без воды и без еды.

Вот добрался до посадки,

Обнаружил там рюкзак.

Капли влаги были сладки,

Жаль кончались только так.

Словно в гроб заполз в воронку,

Не мелькать чтоб в свете дня.

Может даже похоронку,

Заполняли на меня.

Надо мной жужжала пчёлка,

А своя иль не своя.

Был в сознании недолго,

Жизнь и смерть — пока ничья.

Вновь вернулся, вкруг в работах,

В белом ангелы без крыл.

Говорят — у нас в двухсотых…

Ты, аж трое суток был.

***

В ходе боёв «Жёлудь» был ранен и два дня пролежал в окопе. Затем ещё несколько суток пробирался к своим без еды и воды.

Очнулся «Жёлудь» уже в блиндаже. Над ним хлопотал батальонный медик, ещё несколько человек столпились вокруг, бросая на него удивлённые взгляды.

– Ты знаешь, что тебя успели внести в списки «двухсотых»? – обратился один из них к «Жёлудю». – По сути, тебя уже похоронили.