29 июн. 2015 г.

Малость


За душой ничего не осталось,
Да и было ли что за душой.
Разве только какая-то малость,
Нет, осколок её небольшой.

Но пропала, и только усталость
Нервы точит мне бурной рекой.
А душа и на малом – держалась,
То ушло и теперь никакой.

Я как ножны, но те, без кинжала,
Пуст, как русский, уехавший в США.
А держала меня, так держала,
Мысль одна то, что жизнь хороша.

Век золотой прошёл, серебряный за ним


Век золотой прошёл, серебряный за ним –
Похоже, всё закончилось на этом.
И, стало быть, бессмысленно поэтом,
Раз он и не люби и не гоним.

Не залетает по ночам в окно
И не садится Муза к изголовью.
Пиши хоть чем, пусть собственною кровью.
Но что ты накропаешь – всё равно,

Не принято сейчас читать взахлёб,
Поэзия давно ничем не движет.
Всем дела нет, что досуха ты выжит,
И выжитое всё в стихи соскрёб.

Духовное уходит без следа,
Теперь духовным быть скорее стыдно.
Прагматики – те выглядят солидно,
Но вместо сердца лишь осколок льда.

Да время для стихов ещё придёт,
Когда-то же наступит смена века.
Вновь обретёт планета Человека,
В котором будет сердце, а не лёд.

А потому пиши, пиши поэт,
Не ожидая почестей и славы,
К чему сиюминутные забавы,
Ты пишешь наперёд на много лет.

Зарплата


Дважды в месяц с каждым то бывает,
Что на языке одни лишь маты.
Вера в справедливость умирает
После получения зарплаты.

Тщета


И было всё – стихи и слава
И разделённая любовь.
Петлю неспешно жизнь свивала,
Для шеи – только приготовь.
Как только отвернётся ворот
И забелеет горло – вдруг,
Умрёшь – оставшись вечно молод,
И только тишина вокруг.
Где не гниют на сердце раны,
Закатом не кровят бинты.
И здесь равны рабы, тираны
Поняв бессмысленность тщеты.

Земля! Земля!


Уходят крысы с корабля,
Но это лишь обычно.
А тут для исключенья для,
Уход возглавил лично.
Точнее я ушёл один,
А крысы все остались.
Пусть их накроет шторм, как сплин,
Мы – главное – расстались.

Хлебаю воду, но плыву,
Нет крыс и корабля.
Надеюсь, воздух разорву,
Крича: Земля! Земля!

Горох


Надеждой всё живя,
Что повезёт же мне.
Искал принцессу я,
Ту, на горошине.

И на исходе лет,
Прозрел я, словно вдруг.
Принцесс и следа нет,
Лишь сплошь горох вокруг.

Прошлое


Считают, что беспечен я –
Стучат, не спрашиваю: Кто там?
Ко мне приходят лишь друзья
По воскресеньям и субботам.
В дни остальные тишина,
Я возвращаюсь слишком поздно,
Сажусь усталым у окна,
Смотрю, как зажигает звезды.
Какой-то неизвестный мне,
Фонарщик видимо небесный –
Живёт наверно на Луне
И потому мне неизвестны.
Надеюсь, как-то он придёт,
Но постучит в окно конечно.
Он вечно видимо живёт,
Да, да живет, конечно, вечно.
Я у него порасспрошу,
Про то, что было, было, было…
С ним до утра шу-шу, шу-шу,
Ведь знание – такая сила.
Однако многое узнав,
Я от него о том, что было,
Не расскажу, и буду прав,
Ни разу то не проходило…

И люди жгли, сказавших на кострах,
Претят им те, кто оказался дошлым.
Они, всегда испытывали страх,
Пред знающими многое о прошлом.

Нофелет


Есть такой художественный фильм «Где находится нофелет?»
Что обозначает слово «нофелет»? Очень просто это слово «телефон» наоборот. Правда, стих не о том.

Совсем не помогает шоколад,
Обрести пусть толику покоя.
Дожился до того, что чёрт мне брат,
Всё не так и прочее такое.
Жизнь рушится и я за ней вослед,
Уходят, кем любим, кого любил.
И не звонит неделю нофелет
Я позвонил бы сам, но нету сил.

Повод


Среди праздничной круговерти
вдруг подумалось на бегу:
«Умереть бы своею смертью…»
И додумалось –
не смогу.
И почудилось
(словно плетью
стеганули, понятья для):
«Умереть бы своею смертью…» -
чуть постанывает земля.

(Геннадий Лысенко. Владивосток. 1942-1978)
«…Утром 1 сентября Геннадия Лысенко нашла уборщица, наводившая порядок в помещении Союза писателей, Зинаида Ивановна Гилева.» Он повесился на электрошнуре от чайника.

Мне в ночь приходят темы, как всегда,
По клавишам я начинаю клацать.
Не знал, сегодня рядышком беда,
Часы пробили нехотя – двенадцать.

И следом вдруг запели петухи,
А тут разгар бумажного витийства.
Смерть подошла.
– Вы пишите стихи?
– Прекрасный повод для самоубийства.

Лёд


Я горжусь, горжусь своей страной.
И меня лишь русский и поймёт.
Падать хорошо у нас зимой,
Ты упал к ушибу сразу лёд.

Москва. 1993 год.


Этот  стих, я писал очень много раз. Куча набросков, так и не реализовавшихся в полноценное произведение. А сегодня сел и написал, так сказать сразу в беловую. На мой взгляд, те, кто причастны к расстрелу Дома Советов 1993 году, должны ответить за годы, благодаря ним потерянные Россией. Предательство не имеет сроков давности.

Ну, слава Богу,
Что пронесло нас.
Нашли дорогу
Правей на волос.
Не понимали –
Нам быть помойкой,
Когда стреляли
В год девять с тройкой.
Козлы ложились,
Тогда под танки.
Мы не решились,
И сдав, Останкин.
А следом даже
Страну такую.
Сказали – на же,
Такому хую.
Но, слава Богу,
 Что пронесло нас.
Нашли дорогу
В говне по пояс.
Теперь осталось
Всего лишь братцы.
Заставить братцы,
Их нас бояться.
Давай Россия
Вставай с колена.
Анорексия –
Берлин и Вена.
Вы полумёртвы,
А мы же в стойке.
Забудьте год вы
Девятый с тройкой.

Таю


Таю, как сугроб по весне,
Тут без вариантов, увы.
Вот бы умереть бы во сне,
Тихо словно шелест травы.
Чтоб не напрягать никого,
Чтобы без сиделок дожить.
Скажут:
«Смерть сладка для него,
А такую как не любить».

Ошибка


Так сложно скрыть мне на лице улыбку,
Когда Господь на ушко говорил.
О том, что осознал свою ошибку,
И зря упрямством Еву наделил.
С тех пор пошло понятье - стервы,
Что струны рвут с мужицких лир.
И мужики теряют нервы,
И проклинают этот мир.

Мужики и бабы


Так незаметно – глядь годов твоих финал,
А радости ты наскребёшь едва ли.
Тебя пинали, да и ты в ответ пинал,
Вот так и за полтинник допинали.

С работы под любым предлогом не спешишь,
Квартира лишь с комфортом одиночка.
На ужин, как всегда, то ни фига, то шиш
Из Доширак и литра кипяточка.

И что ни день (и ночь) всё колет так в боку,
Как будто сутки ехал по ухабам.
Быть одиноким тяжело так мужику,
Во много тяжелее это бабам.

Мужик чего – болтать он может сам собой,
А бабе – нужно слово чтоб живое.
Мужик он что? Уходит в горе он в запой…
Без бабы он не выйдет из запоя.

Фотография взвода


Фотография целого взвода,
Все знакомы лица и я.
Не узнать, а какой была мода,
Тут у всех на плечах кителя.

Разбросало по странам и весям,
Словно брызги портовой волны.
Но пути все ведут к поднебесьям,
Не смотря на таланты, чины.

Будет встреча, я это предвижу,
Просто смерть я пока надурил.
Я их всех непременно увижу,
А сейчас лишь на плитах могил.

Не в уме


Я знаю, шепчут: «Не в уме»,
«Наверное, дошёл до ручки».
С таким не встретиться б во тьме,
Что в темноте и на летучке.
Искать он слово не пойдёт,
Не будет шарить по карманам.
Он скажет тихо (не орёт),
Что хочет мужикам и дамам.
Язык – он мой главнейший враг,
Но мы же с языком едины.
Я знаю, шепчут: «Он дурак».
Не все, а только лишь кретины.

Голый


Всеми брошен. Ну что ж Бог с вами.
Верность некому мне хранить.
Не удержишь друзей руками,
Если дружбы истёрлась нить.
Мне б заштопать теперь прорехи,
Всё в душе сквозняки теперь.
Я же голый, а вы вот в мехе,
Уходя же, закройте дверь.

Колокола


Не виновата, не смогла принять,
Бузящего чуть что интеллигента.
Когда нельзя и слов его понять,
С учётом ситуации, момента.
Всё знаю, понимания не жду,
Я в этом мире многим непонятен
И потому терплю, терплю вражду,
С рубах смывая цвет кровавых пятен.
Не страшно то, что ты не поняла,
Таких же и от церкви отлучают,
Но только вот о них, колокола,
Три раза в день на целый свет рыдают.

27 июн. 2015 г.

Артист


Налейте мне всего каких-то грамма триста,
Как видите совсем вам небольшой расход.
Раскроются во мне способности артиста –
Ромео, но по мне всё ж лучше Дон Киход.
С моральной стороны у вас похоже чисто,
Как понимаю я – вы господа трезвей,
Не сможете вы стать партнершею артиста,
Вам недоступны роли Джульетт и Дульсиней.

25 июн. 2015 г.

Вне очереди


Неуступчивый народ,
Что скандалит аж взахлёб.
Пропускает нас вперед
К стоматологу и в гроб.

21 июн. 2015 г.

Падение


Падения цена так высока
Для взлета открывает перспективы,
А дно – оно поверхность для толчка,
Там остаются только кто ленивый.
А потому не бойся ты упасть,
Идя ко дну, дыши ровней и глубже.
Падение всего лишь взлета часть,
Ты думал по-другому?
Как ты глуп же.

15 июн. 2015 г.

Мать и сестра


Связи с людьми я рушу,
Сестра исключенье и мать.
Чем шире раскроешь ты душу,
Людям удобнее плевать.
То правило вроде бы знаю,
Полно тех, кто были близки.
Чем ближе к себе подпускаю,
Тем в душу точнее плевки.
Пора бы, блюсти гигиену,
Проблема, с которой остра.
Пусть видят души моей сцену
Одни только мать и сестра.

Успеть сказать


Успеть сказать, пока не накатило.
Сказать,  махнуть рукою и уйти.
А не успею, то ударю в рыло
И получу от года до пяти.

Да я вспылил и то непоправимо
И как бульдозер, что без тормозов.
Вы помните в обличье херувима,
Но я давно совсем уж не таков.

И сдерживать себя и не стараюсь,
Вот стал таким и что с такого взять.
Успеть сказать,  тем только и спасаюсь,
А так давно бы получил лет пять.

13 июн. 2015 г.

Дурачок.


Отыграли, отгремели,
Поистратились года
И пошло все еле-еле
И похоже навсегда.
Отгулял полсотни лихо,
Где вертелся я волчком,
А теперь пожить бы тихо
Деревенским дурачком.
Обрасти щетиной, сальцем,
Что мне взгляды свысока
И пока невижу, пальцем
Пусть всё крутят у виска.
Став до жути молчаливым,
Что молоть-то ерунду.
Представляю, как счастливый
По деревне я иду.

Пословица


Не всегда есть истина пословица
Пусть и вековая мудрость в ней.
Поревешь, но легче не становиться,
А порою даже тяжелей.

Потому не плачется, не молится,
Силы для веселья берегу.
Помня, что есть верная пословица.
Точно всё наладится в гробу.

Трансформация


Я трансформируюсь, меняюсь.
Уже не сдержан, даже груб.
Пока ещё остывши каюсь,
Слетают извиненья с губ.

Но это чую ненадолго,
Все меньше критики к себе
И заживу я жизнью волка
Глухим к молитвам и мольбе.

Томлюсь тревожным ожиданьем,
Все больше злобен и угрюм.
Пред самым страшным наказаньем,
Когда покинет здравый ум.

12 июн. 2015 г.

Противоречие


Как полон мир противоречий,
Они мелькают там и тут.
Что женские выносят плечи,
Мужские вряд ли донесут.
Наверно то угодно Богу,
Другой ли кто-то виноват.
Таскают бабы понемногу,
Но больше мужиков в стократ.

11 июн. 2015 г.

Суточный мониторинг давления


Я получил листок, в котором тридцать строчек
В них должен записать, что делал я за день.
А датчики следят, как сердца там комочек,
Он бодро ли стучит иль слово через лень.
Вот записал – лежу, не продержался часа.
Вот шмыгнул в коридор и записал – хожу.
Больничный коридор, конечно же, не трасса,
Зато и под авто я здесь не угожу.
Фланируют со мной одни лишь пешеходы,
Больные и врачи, медсестры и т.д.
А где-то за окном несутся Лады, Шкоды,
Бывает, пролетит патруль из МВД.
Я нагулялся всласть, до дикой боли в пятках,
Пишу опять – лежу и думаю за жизнь.
В больнице что-то есть от лагерных порядков,
А значит то, и то ты лучше сторонись.
Приходит время есть, записываю – ужин,
Где к местному пайку пакеты от родных.
Неспешно так жуешь и понимаешь «нужен»
Тогда б не принесли котлет и заливных.
А сытому всегда одна дорога – в дрему,
Успеть бы, записать в три буквы слово «сон»
И отключиться так, как провалиться в кому,
И видеть там во сне, что ты вернулся в дом.
Но в краткий сон больных, всегда не успеваешь,
Ты досыта побыть среди родимых стен.
И пробужденьем ты прекрасное стираешь,
И чувствуешь, болят опять проколы вен.
Осталось записать – ну вот уже проснулся
И сердце застучит значительно быстрей,
От перемены той и датчик поперхнулся
И забурлила кровь, как речка средь камней.
Почти пустой листок, исписано пять строчек:
Лежал, ходил и ел, затем немного спал.
В больнице жизнь нить, как смотана в клубочек,
Вот хорошо бы здесь никто не умирал.