Написал я как смог Александр Сидоровнин
Что ж читатель – глумись.
Знаю путаный слог,
Но такая и жизнь.
И кровать, стул и кресло,
Жёстки словно металл.
Я устал если честно…
Очень сильно устал.
И за жизнь зацепится,
Всё пытаюсь я вновь.
Бьюсь как будто бы птица,
Что о прутья и в кровь.
На замке клетки дверца —
Не пустить недобро.
Вот кольнуло у сердца…
Капли крови. Перо.
Вот завидовать – это же грех,
За который осудят и внуки.
Где победа, то делят на всех,
Смерть же личное, каждому в
руки.
В чью-то голову, в чью-то же грудь,
Годы жизни до суммы итожа.
Смерть не делят на всех как-нибудь,
Что не делится, скопом твоё
же.
Но вот смертной бывает лишь
плоть,
То известно не только начмеду.
Победим, не забудет Господь,
Присудить и погибшим победу.
А на фото ты помнишь дед?
Был он в форме одет не фрак.
Я осколком, когда задет,
Был по форме вот точно так.
Между фото почти сто лет,
Но похожи один в один.
Где здесь я, ну а где здесь
дед –
Одинаковы до седин.
В круг закручены времена,
И ни щелочки чтоб пролезть.
Ты как бабка теперь одна,
Только фото теперь и есть.
Только дочери, дай ей Бог,
На такие же не смотреть.
Я вернутся увы не смог,
Получилось лишь умереть.
Жить проще в малом городке,
Все на виду и все знакомы.
Была бы встреча на реке,
Есть парк и площадь,
гастрономы.
Да мало ли для встречи мест,
Но в городах живём мы разных.
Там у тебя тайга в окрест,
А я в Москве среди соблазнов.
Мы от друг друга далеки,
Мечтаем о звезде упавшей.
И пишем всё черновики,
Любви ещё нас не связавшей.
Прости меня мой дорогой,
За годы что не повстречались.
За то, что был любим другой,
И с ним мы даже повенчались.
Прости за то, что поняла,
Что я не с тем лишь через
годы.
Мой разум застилала мгла,
Как небо тучей в непогоды.
За всё за всё меня прости,
Нет в жизни глупости предела.
Что даже встретившись в пути
В другую сторону глядела.
Уже в конце пути состав,
Быть мало вместе нам осталось.
Другому молодость отдав,
Тебе оставила лишь старость.
Понимаю как тебе друг туго,
Я и сам не нюхаю цветочки.
Нам держаться надо бы друг
друга,
Не сожрут тогда поодиночке.
Жизнь рывками календарь
листает,
Все года для нас тридцать
седьмые.
Нас никто с тобой не
понимает,
Потому что мы для них чужие.
Потерпи, потерпи друг немного,
Ведь война непроста как орех.
И довольно трудна, как для
Бога,
Для меня, для тебя и для
всех.
Для Него, как и нам, здесь не
просто,
Невозможно всех нас защитить.
И ему же встречать у погоста,
Кто не смог дотянуть и
дожить.
У него здесь по горло заботы,
И причём не по клаве стучать.
Из атаки выходят полроты,
Кто остался ему же встречать.
Потерпи, потерпи друг
немного,
Будут лучше ещё времена….
Повезёт, встретят нас у
порога,
Но не Бог… мать, отец и жена.
И природа как будто вокруг замерла,
Наблюдая, закончится чем.
По тебе одному только бьют
три ствола,
И конечно понятно зачем.
Не успел отойти, потому и
один,
Не успел. Не успел. Не успел.
Молодой. Только дожил уже до
седин,
На войне тут любой скороспел.
До свои тут осталось лишь
метров пятьсот.
До своих. До своих. До своих.
Только землю вокруг от
разрывов трясёт,
Чтобы ты не остался в живых.
Но упрямо к своим, бормоча –
не возьмёшь.
Тут хоть горстью глотай
валидол.
Впереди с хрипотцой – Ну пацан
ты даёшь…
Ты дошёл. Ты дошёл. Ты дошёл.
В подтвержденье тому снова
лес зашумел,
Снова слышится птичий галдёж.
И тональность сменил на
другую обстрел…
Ну даёшь. Ну даёшь. Ну даёшь.
Было время, где были мы
братьями с вами,
Только вас понесло – бойся брат
зашибу.
И судьбу вы свою выбирали же сами,
Так чего же свою вы клянёте
судьбу.
И по нашим делам наделяет нас
Боже,
Тут словами пред ним хоть
играй, не играй.
Схема очень проста – то, что
было итожа,
Отправляет он в ад, а кого-то
и в рай.
Не предстали пока, только это
не значит,
Что ещё далеко до возмездных
горнил,
Только есть вот одно – Божий суд
уже начат…
И его провести Боже нам поручил.
В этой сплошь из огня круговерти,
От снарядов и прочих систем.
Время мало подумать о смерти
И о жизни не больше совсем.
Здесь всё больше о детях, о
жёнах,
Маме с папой, застенчивый
март.
И совсем не о тех миллионах,
Что обещаны за «Леопард».