Настроение

Тридцать первое. Вечер.

И погода хмура.

Президентские речи

И народа ура

С телевизора слышу,

Согреваю коньяк.

И соседи и мыши,

Всё посудою – бряк.

Я же пью без закуски,

А точнее цежу.

Тих, как будто не русский,

Нет во мне куражу.

Будет первое. Утро.

Старый год во вчера.

Праздник не был как будто,

Лишь блестит мишура.

ПослеНовогоднее

Поутру приход в себя внезапен.

Первое, январь, а в результате –

На лице сплошная сеть царапин,

В том вина сухариков в салате.

Брехня

Пусть многое не так, злой не имел я цели.

Невинно так сказать, бывает, натворил.

Не выдал меня Бог, и свиньи, глянь, не съели,

И даже сам себя в петле не удавил.

Но гложут всё равно, из прошлого, поступки.

Пусть в прошлом никого, там даже нет меня.

И нервы ни к чертям, почти хрустально хрупки,

Кругом твердят, что время лекарь – то брехня.

Новый год

День тридцать первый декабря

Для нас как веха.

Пьют шофера и слесаря,

И зампотеха.

Да что там и профессора,

Студентки… боже!

Однако первого с утра,

Всё будет тоже.

Вот разве только новый план,

Иные даты.

Да Новый год большой обман,

Но в этом мы невиноваты.

Борщ

Ты мне не пишешь, прямо с утра

«Доброго утра. Доброго дня»

И замолчала ты не вчера,

Ты позабыла просто меня.

Как там – здоров, жив ли вообще,

Уши мои давно не горят.

Соли нормально будет в борще,

Не пересолен, месяц подряд.

Пурга

Так замело, что стало не узнать

Знакомые кварталы городские

И снег везде, он словно пандемия,

И может сделать так природа-мать.

Что человек поймёт, как он ничтожен,

Шагая по не слипшейся крупе,

По чьей-то еле видимой тропе,

Шаг в сторону – по пояс огорожен.

И путь возможен разве что назад,

А люди семеня, проходят мимо

В пургу тенями, так неуловимо…

Под меховой опушкой пряча взгляд.

Новый Иерусалим

Словно гладиатор – в центр арены

Родина поставлена, и вон –

Вкруг страны глухие строят стены,

Ритуал, готовя похорон.

Днём и ночью, словно волки воют.

Подлетая, вороном клюют.

Души их черней, чем рубероид,

Планы от сегодняшних Иуд.

Родина пускай ты и гонима,

Но себе же верность сохрани.

Стены эти Н.Иерусалима,

Прежний был затопленный в крови.

От него тебе стезя досталась,

Быть желанным плодом для других.

Посмотри, снедает их усталость,

Так прости их сирых и больных.

Будет время и боясь кого-то,

Покидая Вену, Канны, Рим.

Им ещё просить открыть ворота

В этот Новый Иерусалим.

Первый

По тебе бы – лишь выбор,

Впрочем, как и другим.

Как положено рыбам,

Нет и мысли – любим.

Как товар в магазине,

Лучше чтоб полный ряд.

Чувства нет и в помине,

Но глазёнки горят.

Тот богат, этот статен,

А вот этот умён.

Каждый будет приятен,

Если выбор – вот он.

Мы же не манекены,

Мы мужчины в тисках.

Приглядись, пухнут вены,

На подбритых висках.

А под ложечкой ноет –

Вдруг на время герой.

Первым быть и не стоит,

Если рядом второй.

Сон солдата ВСУ

А они приходят в сон,

Не давая спать и часа.

Пальцем тычут – это он,

Что стрелял в детей Донбасса.

В церковь ходишь на поклон,

И крестишься в раже диком.

Но спадает пыль с икон,

Вместе с просветленным ликом.

Брезгует тобой Господь,

Каменеет и просвира.

Ты отрезанный ломоть,

От божественного мира.

Лёг, но снова тот же сон,

Крики словно взрыв фугаса.

И везёт тебя Харон,

Прямо к детям из Донбасса.

Коридор

Ну-ка собирайся-ка

И на лоб зелёнку.

Только дернулась щека

Холоду вдогонку,

Что прошёлся там внутри

И остался там же.

Как жестоко посмотри –

На расстрел нежрамши.

Утро раннее, заря,

Глянуть в небо что ли.

Да невидно неба бля

В этом коридоре.

Если вдруг святой Илья,

Поменял нам роли.

Прорубил бы окна я,

В этом коридоре.