Читай

Как накричатся ночью петухи,

Мы станем жить с тобой поодиночке.

Читай, читай, читай мои стихи,

Я здесь. 
Я в каждом слове. 
В каждой строчке.

А то, что за оградкой под плитой,

Всего лишь вдохновенья оболочка.

Сгниёт она – я был же не святой,

Всю суть мою впитала эта строчка.

Летел по жизни, как Девятый Вал,

Всё маялся больною головою.

И будто срок на свете отбывал,

А жил, так исключительно тобою.

Детектив

От старости Любовь не умирает,

То и оно.

Но в жизни всякое бывает,

Как и в кино.

Её в расцвете убивает,

Кто был влюблен.

Она всегда убийцу знает,

Она и Он.

И чуть чего уже темница,

Где забытьё.

И потому любовь боится:

Его… Её.

Тут разберётся и не НьютОн.

Кто из двоих?

Да в этом смысле не запутан,

Тот детектив.

Давно пора

Давно пора бы сделать как-то так,

Как делали великие поэты.

В ходу у них веревки, пистолеты,

А перед этим водка и табак.

Не сильно много, чтоб не промахнутся,

Суметь связать скользящую петлю,

Записку черкануть: Я Вас люблю!

Да не забыть, пред смертью улыбнуться.

Всё сделано – и начал бронзоветь,

Поклонники рыдающей толпою

Идут. Все с непокрытой головою,

В последний раз на тело посмотреть,

Пробормотать о том, мол, «Вечно с нами»

И прочитать на память пару строк…

Нет, я не трус, покончить с жизнью мог,

Но вот напившись, занялся стихами.

Всё потому – в сравнении – невелик,

Я тех, что вешались, стрелялись, или

Себя какой-то гадостью травили,

Да и играл за вшивый «Пищевик».

Родник

У берега на корточки присев,

Так и не встретив по пути колодца.

Услышать песнь реки, да и припев,

От родника, что у обрыва бьётся.

Набрать в ладони ледяных глотков.

Пить, чувствуя, как сил даёт природа.

И думать про наивных простаков,

Что хлещут Спрайт или на что там мода?

На километры ни души в окрест

И потому в воде ни тени мути.

Ещё немало по России мест,

Где думать, так легко о жизни сути.

Париж двенадцатого года

Париж двенадцатого года,

Он как обычно был Париж,

Конец военного похода.

– Эй, ты по русский говоришь?

– Ты понимаешь слово «Быстро»,

Что есть в подвалах там, налей.

Вот так и появилось «Бистро»,

Что означает лишь «скорей».

И полюбили русских  дамы,

За широту их русских душ.

И были расставанья, драмы

И ревновал французский муж.

Но он молчал – не победитель,

Сейчас слуга, здесь русский пир.

На нём он был всего лишь зритель,

Романов хлеще чем Шекспир.

Под восхищенным взглядом дамским,

Вчерашний враг, точней злодей.

Поил казак «Клико» шампанским,

Своих уставших лошадей.

Отшумело лихое лето

Отшумело лихое лето,

Вместе с ним и я отшумел.

Стало тихо в душе поэта

Силу в ней покой возымел.

Пятьдесят – это срок немалый,

Странно даже, что дотянул.

На поверку такой усталый,

Недоверчивый, как манул.

Позабыты ночные пьянки,

Томный взгляд уж не греет кровь.

Вместо водочки, валерьянки

Ты на вечер мне приготовь.

И квартира, почти палата,

Где пространство моё – кровать.

И на ней без былого мата,

Буду что-то я рифмовать.

Финал

Дождёмся третьего звонка,

Финала драмы.

Но это завтра, а пока,

Полуфиналы.

Лихая осень на дворе,

Листва в опале

И жизнь готовится к зиме,

Но ты в финале.

Старайся и не подведи,

Беги умело.

Нет ничего там впереди,

Вот в этом дело.

Когда закончится финал,

То скажет зритель.

А вот неплохо тот бежал,

Что победитель.

Дороги

Не знаю что там встречу впереди –

Сыпучие барханы, степи, ели.

Но знаю, что не сбиться мне с пути,

Поскольку я иду без всякой цели.

В пути поёт мне песню ветерок,

Иль ветер завывает словно черти

О том, что в жизни множество дорог

И все они ведут нас только к смерти.

Севастополь

Одного я не пойму,

Что шипят уродины?

Я в России, я в Крыму,

У себя на Родине.

Слёз не лей, не истери,

Прыгая и топая,

Ты на стеллу посмотри,

Что у Севастополя.

Установлена дедам

Тем, что из России.

Значит, и владеть им нам,

А не жёлто-синим.

Чуть бы раньше….

То случится среди нас с каждым,

Скажут доброе и кто в злобе.

Каждый станет среди нас важным,

Понесут его, когда в гробе.

Не услышать о себе речи,

Что при жизни ты хотел слышать.

И ответить-то тебе нечем,

Чуть бы раньше, ты бы мог выжить.