Тире

Мне всё равно, что круто, что полого –

Дорога, так и сяк мне тяжела.

Но, безусловно, радует…. Немного

Осталось до второго мне числа.

(следующее четверостишие можно не читать и сразу перейти к последнему - это я написал на будущую переработку, надеясь добавить ещё одно четверостишие)

Что краской намалюют на кресте,

Как день, в который будет лишь хвалить.

Мы все когда-то будем «на щите»,

А значит ни к чему о том грустить.

В тот день кардиограмма станет плоской,

Большим тире без всплесков вниз и вверх.

Как раз она и станет той полоской …

Что, как тире поставят между вех.

Последний просмотр (переработанные вариант)

Произведение переработано с учётом замечаний Александра Пономарева (ссылка на его авторскую страницу в предыдущем произведении). Предыдущий вариант здесь.

Жизнь – не кино, но снова повторится –

На рубеже – у края бытия,

С начала до конца, и в виде блица,

Где ты и подсудимый и судья.

Всё полетит в ускоренном режиме,

Когда почуешь – в тело входит нож…

И капли крови, став тебе чужими,

Вниз потекут, сливаясь у подошв.

Ты упадешь, и взгляд твой, стекленея,

Продолжит незаконченный просмотр…

Картинка с каждым кадром всё мутнее...

Ещё мутней. Погасла.  Значит –  мёртв.

А небо, в одеянье чёрном, стильном,

Где звезды, словно стразы от кутюр.

Что баба, разрыдается над фильмом,

Смывая лужу крови за бордюр.

Я курю

Часто авторы пишут друг другу так называемые отзывы на произведения, которые по сути являются самостоятельными произведениями. Вот образец, отзыва на мой стих Я курю на промозглом балконе. Ссылкой на страницу автора отзыва, является его имя, посетите его авторскую страницу, не пожалеете, таких пародий, какие пишет он, я давно уже не читал. Произведение опубликовано с согласия автора.

Поймал рифму. Александр Пономарев.

Всё похоже. Курю на балконе.

Только, нынче не осень – Весна!

Много кофе... За рифмой в погоне,

Позабыл о значении сна…

Недописан катрен… На работу!

Непонятный тупой марафон.

Нынче, как-то не модны блокноты.

Слава богу, в кармане смартфон.

За рулем, с недосыпу, сурово.

Копошатся извилины. Жесть!

Вот оно… вот оно, это слово…

Прижимаюсь к обочине. Есть!

Хвать за хвост! Прямо в яблочко! Метко!

Эту рифму, укравшую сон.

Пальцем тык! И готово. В «заметки»,

Свежепойманный «перл»  занесен…

© Copyright: Александр Пономарев 3, 2013

Клубничная конфета

Ну, так что, снова ночь, звезды блёсками,

Так дневными измучены ранами.

Пролетели с тобой перекрёстками,

Промеж добрыми мы, промеж хамами.

Как обычно под вечер взведённый я,

Все поджарые просто так взводятся.

И ты терпишь меня, ты влюблённая,

Что не любят, с такими разводятся.

Это надо ж, какое терпение,

У меня нет такого ни грамочки.

Горячась, опускаясь до фени я,

Выраженья – хоть вешайте в рамочки.

Только делаешь вид ты испуганный –

Понимая, своих я не трогаю.

Мир за мелочи будет изруганный,

Но тебе же прощу очень многое.

Поласкай, … надели меня силою,

Поцелуй твой – конфета клубничная.

Дай же я обниму тебя милая

И пойму, жизнь-то штука отличная.

Бродяга

Когда пройдёт похмелье оргий,

Сражений чёрный дым.

Останется Святой Георгий,

Каким и был – Святым.

Войдут истории моменты

В учебники, тогда,

Кто жёг Георгиевские ленты,

Познает вкус стыда.

Завелся средь славян бродяга

И в результате вот.

Не будет Родины и флага,

Затем исчезнет род.

9 мая

Я так устал думать о смысле жизни, о том, что было и о том, что будет.

Всё больше и больше влюбляюсь в строчки Геннадия Лысенко.

       Среди праздничной круговерти

       вдруг подумалось на бегу:

       «Умереть бы своею смертью…»

       И додумалось –

       не смогу.

       И почудилось

       (словно плетью

       стеганули, понятья для):

       «Умереть бы своею смертью…» -

       чуть постанывает земля.

Рот набит не едой, кулаками,

Мир не виден – заплыли глаза.

Я иду по дороге рывками,

Мне червонец дороже туза.

На него я куплю себе влагу,

Что поможет уйти в забытьё.

Выпив жадно, тихонечко лягу

И во сне я увижу её.

Что мне скажет: Опять милый запил,

Не подумал совсем обо мне.

А в висок будет бить словно дятел,

Память мне о прошедшей войне.

Так и буду – себя разрывая,

Здесь живя, умирая же там.

Каждый раз, как девятое мая.

Поминать, напиваясь, аж в хлам.

Ты пойми, ты пойми дорогая,

Ты одна, ты моя Лиля Брик.

Только знаешь – девятое мая,

У меня, каждый день, каждый миг.

Типа начала, спрятав свою скромность подальше, вызвавшего положительные отзывы среди пишущей братии, писал во вневменяемомом состоянии., и если бы не вострдженные отзывы и не знал бы, что такое написал, находится здесь

Братская могила

Публикуется в преддверии праздника "День победы". Еще одно стихотворение на данную тему здесь

Могилы братские, в бетоне

С лицовкой под гранит….

По стойке «смирно» и в поклоне

Седой старик стоит.

Глаза прикрыты, губы сжаты,

Но пальцы рук дрожат.

Он там, где гибли те солдаты

Что под плитой лежат.

Он был средь них, но так бывает

Живым окончил бой.

Друзей своих он вспоминает

Что рядом, под плитой.

Им память наша, только плиты

И надпись – имена.

Живые с мертвыми забыты,

Другим живет страна.

Неблагодарные потомки

Беспамятством живут.

Без стержня, словно колос ломки

Идут куда зовут….

Стоит старик, цветы в руке,

Букет к бедру прижат,

Ломает стебли в кулаке

И лепестки дрожат.

Мне жаль не смятые цветы,

Что мнет старик в руке

А то, что не сбылись мечты

О рае на земле.

А это значит, что пока

Тот не закончен бой,

Но кто заменит старика

И тех, кто под плитой?

***

Здесь те, кто послужил отчизне

Закованы в гранит.

И стоит размышлять о жизни

Среди могильных плит.

Неотличимы

Один огонь, что от свечи, лучины,

Что для иконы или божества.

Рыданья вдов ничем неотличимы,

Тут всё одно Берлин или Москва.

Пусть судьбы всех дословно неизвестны,

Во сне их видят словно наяву.

Их вдовы не вернулись так в невесты,

Пусть взяли, защитили ли Москву.

Давно уже развеян запах дыма,

Но сердце вдов заходится в тоске....

Цветёт сирень, ничем неотличима,

Она одна, что в Грозном, что в Москве.

Я так решил

Ты же знаешь, что я на своём настою,

Ты же знаешь, ты знаешь, ты в курсе.

Потому до сих пор и по жизни в строю,

И работаю…. в имени Фрунзе.

И чем больше упрямства, тем я холодней,

Я своих не меняю решений.

Вам довеку не хватит ни дней, ни ночей,

Вам не хватит и всех поколений.

Не заставить меня, ничего изменить,

Мной не просто же так решено.

И покончу с собой, если я так решил,

Как бы ни было это грешно.

«Я всех любил. Без дураков.»

7 мая 2001 года в своей квартире на улице Шейнкмана,108 был обнаружен мертвым известный 25-летний екатеринбургский поэт Борис Рыжий – лауреат «Антибукера» 1999-го года и один из шести номинантов на «Северную Пальмиру» 2001 года. Предсмертная записка оканчивается словами: «Я всех любил. Без дураков»

Какой-то парень с геофака,

Прочтёшь и станешь одержим.

Как хулиганская атака,

Где с четырёх берут в зажим.

Сказал бы кто, я б не поверил,

Что есть возможность так писать.

Про смерть и то не лицемерил –

Что знал о ней он в двадцать пять?

Вот бьёт строка прямыми в челюсть

И с переменкою поддых.

Стихи татуировкой въелись,

Я наизусть читаю их.

Он в двадцать пять, как ветераны,

Те, что за Родину дрались.

Стихи же полные карманы

От неба всё тянули вниз.

Пусть до бессмертья путь неблизкий,

Прорвутся через шум веков

Слова – последние в записке:

«Я всех любил. Без дураков.»