Я не сердцеед (ответ на реплику Dodo)

Я не сердцеед – гложут моё сердце.

В ужин и обед, с перцем и без перца.

Сердце-то моё, вкусом – охренело,

Следом вороньё.... добивает тело.

Я делиться рад, боли я не трушу,

Мне б с собою в лад и сберечь тем душу.

Пейте за здоровье

Одарили жизнью просто так

И взамен ни доллара не просят.

Что там доллар, даже и пятак,

И притом, пока живой – не бросят.

Мать родная, с нею и отец –

Коротка его была дорога.

Я для них до смерти всё юнец,

Я для них всегда дороже бога.

И они – дороже не найти,

Не продам за миллион регалий….

Но затем, и до конца пути,

Ничего мне просто так не дали.

Каждый, что-то требовал взамен,

С прямотой, а кто-то и скрывая.

Кто-то кровь сосал мою из вен,

Кто-то, по стаканам разливая.

Пейте – солона она, крепка,

Кто из вены, кто налив в стаканы.

Без похмелья будет вам – пока,

Пьете за здоровье милой мамы.

Запретов нет

Отсутствие лжи в списке смертных грехов христианства ставит под сомнение всю остальную концепцию.

Слышны от бога всё советы…

Даешь, немедля, паритет.

Так почему, одни запреты…

Для бога, заповедей нет?

Нам: не суди, судим, не будешь,

Всё пропускай, как решето.

Но ты же боже сам то, судишь.

Порой, не ясно и за что.

Нам: не убий, так я согласен

(Бывает, правда, невзначай).

Запрет добротный, смысл ясен,

Так боже, сам-то не карай.

Не возжелай, не смей… и даже –

Не возлюби – прощенья нет.

А я всё жду и жду – когда же,

Ты сам исполнишь свой запрет.

Судить, казнить – пылая злобой,

легко….

Судимым быть попробуй.

Злые дни

Выходные все теперь

к чёрту,

Так тоска всё о тебе

гложет.

Дать так хочется себе

в морду,

Только кто же сам себя

может.

В чёрный день календаря

проще,

На тоску не целый день –

вечер.

Всё по кругу, как слепой

в роще,

И, похоже, этот круг

вечен.

Снова день календаря

красный

Больно часто эти дни

злые.

Понимаю, случай мой

частный

К чёрту все теперь…

выходные.

И моя песня всё же допоётся

Думаю о завтрашнем дне…. Какое оно – завтрашнее дно.

Когда натянута струна,

Она звенит не умолкая

И капли музыки стекая

Достигнут чувственности дна.

И потому на грани срыва,

Держу натянутой струну,

Когда-то нерв перетяну

И с края покачусь обрыва.

Зато и музыка в душе

И жизнь течет нескучной песней,

Так сложно жить, но интересней,

И чуть держась на рубеже –

Том, за которым звук прервётся,

Струна закрутится в спираль,

Но ничего уже не жаль…..

И мною песня допоётся.

В очередной раз о любви

Любовь и разум, суть – несовместимы.

Любить, возможно, только «без  ума».

Когда желанья непреодолимы

И чувствам нет, казалось бы, и дна.

Когда, ты весь во власти нетерпенья.

Куда не глянешь только лишь Она.

Когда любовь – бессильно и леченье,

А что лечить, когда ты без ума.

Люди и собаки

Рецензия на «Глава романа, посвященная профессору Тузеншнауцеру» на блоге Dodo (Марсель. Франция) находится здесь

Быть псом судьбина не позорная,

Пусть взгляды на собак косы.

Есть преимущество бесспорное,

Последней каплей не в трусы.

А в остальном и вы собачитесь,

Да так, что и на зависть нам.

И средь людей всего-то значитесь,

Принадлежа, по сути, к псам.

Накропал… Прочитаю… Убого

Эпиграф

Вервольф (Чен Ким – Александр Носков, Москва)

Жалкий тип, говна кусочек –

Врёшь, воруешь, предаёшь.

А вдруг напишешь пару строчек

И себя не узнаёшь.

Накропал… Прочитаю… Убого.

Что почти ж то полночи творил.

И такая в душе безнадёга,

Что на глупость я время убил.

Мне бы выспаться, и на работу

И давать там угля на-гора.

А писать нужно только в субботу,

Или лучше совсем ни х.ра.

Так полезнее обществу буду –

Не испорчу я тонны бумаг.

Что кропать про Христа и Иуду,

Без меня всё известно и так.

Безысходность

Мысль, в души задворках, блудит,

Беспокойная, как бред –

Где умру, там вас не будет,

А куда приду, там нет.

И поступками марая,

Этой жизни акварель –

Так стараюсь мимо рая,

Промахнуться – это цель.

Отношений катастрофу,

С безысходностью приму.

Что тащить вас на Голгофу,

Где есть место одному.

Плечо

Я не жалею ни о чём,

О прошлом нечего жалеться.

Мне так хотелось быть плечом,

Чтоб ты могла бы опереться.

Но опустилась вниз рука,

Мечта осталась лишь мечтою.

Теперь плечо для вещмешка,

Забитым доверху тщетою.

Ох, как порой судьбина зла,

И по плечу ремню тереться…

Ты руку мимо пронесла,

Не захотела опереться.