Мальчишки бредят только о войне

Мальчишки бредят только о войне,

И снятся им сраженья и победы.

Дай Бог, чтоб это было лишь во сне,

И пацанов тех миновали беды.

Своё отдали войнам их отцы,

А раньше то же самое - их деды.

Пускай же видят мальчики-юнцы

Во снах своих… сраженья и победы!

А значит, терпим до конца

Как часто жизнь нас не жалеет.

Порою, что ни день — пинки.

Смотри, как кровушкой алеют

Её под вечер сапоги.

Она её и не смывает,

И тем, что делает, горда .

С утра, глядишь, опять пинает

Носком того же сапога.

Так и живём — куда деваться?

И ждем последнего звонка.

Да, с жизнью сложно нам тягаться,

Ведь ей же ты не дашь пинка.

Не просто так внушить нам что-то:

Вот так старается «слегка»,

Но иногда мы слышим, кто-то

Её не выдержал пинка.

В минуты слабости ты всё же

Терпи и не теряй лица.

Нет жизни ничего дороже,

А значит, терпим до конца.

Ветераны

В сердцах ветераны, бывало, упреком метнут, словно нож,

Что кровь за тебя проливали, а ты, мол, спокойно живешь.

От фразы как не было б больно, ты хлёсткий ответ не готовь.

За то, что живешь ты спокойно, свою они пролили кровь.

Бросались под пули и танки, друзей приходилось терять.

Кто выжил — душою подранки, попробуй-ка ты их понять.

Сейчас тяжело им настолько, хоть снова иди воевать,

Как будто осталось им только опять свою кровь проливать.

Им тяжко, а как же иначе: Порой только хлеб и вода.

От этой же жизни собачей сорвутся они иногда.

И видя всё это так больно, не хочется «жить — не тужить».

И чтоб они жили достойно, не грех и свою кровь пролить.

В сердцах ветераны, бывало, способны тебя оскорбить.

Пойми их осталось так мало. Пойми, им так хочется жить.

От отеля – на улице Красной

От отеля – на улице Красной,

Провожал меня город чужой.

Становилось всё выпукло-ясно,

Путь сюда запорошен золой.

Но старания будут – вернуться,

Ни неделю, ни день – почти год.

Как на Родину вроде бы рвутся,

Только чтоб оправдать свой уход.

Не построится домик у речки

И меня здесь не будут терпеть.

И не кинуться мигом к аптечке,

Когда губы вдруг станут синеть.

Не поймут здесь мою баламутость,

А её до креста не унять….

Если женщиной сказана глупость,

Мне так сложно дается смолчать.

Из отеля – на улице Красной,

В холода возвращался я зим.

Буду здесь, ненавидим, но ясно,

Чем неясно мне как-то любим.

Кисло

Как ни сласти, останется всё кисло,

Доказывать чего-то смысла нет.

Случилось так, что всё лишилось смысла.

И состоянье — только в гроб ложись,

На будущее планов и не строю.

Мне сколько раз доказывала жизнь,

Что я ничто хорошего не стою.

Такая вот дружба

Кому надо, тот понял, о чем и ком идёт речь. Почему люди выдающие себя за друзей, оказываются такими злыми и преследуют исключительно свой интерес, прекрываясь дружбой? Ответа не жду, всё равно сажут неправду.

Его шаги, лишь скрипнет половица,
ты можешь среди сотни различить
Затем, не можешь с ним наговориться,
но друг не тот, с кем есть чем поделиться,
а только тот, с кем нечего делить

И хочешь ты, со сказанным поспорить,
мне, указав, что смысл стиха неясен
Тебе готовы, сотни в этом вторить
Но не удастся нас ему поссорить,
поскольку с вами полностью согласен

Жаль, что стиха не поняли Вы сути,
не отличив «делиться», от «делить»
и посчитали: слишком много мути,
заумно в нём, ну просто всё до жути,
Но проще, мне сложнее объяснить

Шопен

написано по заказу Дедушки Крылова, наиболее активного рецензента моего блога.

Глупа, всем известная фраза:

«Пушки стреляют, муза молчит».

Спроси у бойца из спецназа,

В наушниках, что там звучит?

Меж треска, и криков: «Спасите»,

И более мелких проблем

Услышите, если молчите –

В наушниках плачет Шопен.

Баночка

Меня не поняли совсем

И посчитав за мелочёвку.

Втирали, как тональный крем,

Пятиминутную обновку.

А крышка баночки слегка,

Крутилась, но не поддавалась,

А вам казалось, то пока

Осталось сил прибавить малость.

И против стрелки на часах,

Вы всё крутили и крутили.

Затем всё бросили и нах…

Вы просто баночку разбили.

Друзья

Таких, как он, всего-то было трое,

А может быть остался он один….

Они моё, как говорят: «былое»,

Где слуги все и каждый господин.

Друзей судьба немного накопила,

Осталось трое… может быть один

А тех двоих возможно время сбрило,

Года для смерти подступили блин.

Мы расходились. Снова в цепь смыкались

Баб не делили, деньги – тоже грех.

Мы падали и снова поднимались,

Но не ползли, как большинство наверх.

И выживать нам помогала дружба,

Теперь разъединили города.

А были б вместе. Если бы не служба,

То мы не разлучились никогда.

Таких, как он, всего-то было трое,

А может быть остался он один….

Сейчас ведь время, блядское такое,

И кто поможет, если что-то блин.

В толпе неинтересно

Подражание Инне Китасовой (Эквадор) одна из интереснейших современных поэтесс.

"Я про любовь хотела, не стебя,

Сказать стихом, но получилось пресно,

А мне и так хуево без тебя -

Ни попиздеть, ни поебаться не с кем."

Я не один. Таких тут дохерища,

Как осы, что на сладкое летят.

Возможно, пара сотен, может тыща.

И видно, по глазам, чего хотят.

В толпе, ну хоть убей неинтересно,

Двоичный, для меня, любви процесс.

Я не люблю, когда в кровати тесно,

Хотя и слышал – свингерство прогресс.

А я же по старинке, только двое,

Да, в группе пофилонить время есть.

Но как-то не подходит мне такое,

Предпочитаю в очередь не лезть.