Второй

Всё запутано – где ты?

Помню только – поэт.

Вечно бродят поэты,

Где людей-то и нет.

Там огромны просторы,

Всё придумано там.

Там добры прокуроры

И тоска по Крестам.

Там любовь бесконечна,

Вечно чист небосвод.

Всё там, так безупречно,

Что противно до рвот.

Правда есть и другие

У поэтов миры.

Там где в путы тугие,

И расстрелы скоры.

Есть два мира поэтов,

Выбор только за мной.

Ближе мне кровь рассветов….

Выбираю второй.

Зараза

Раскусил я жизнь — заразу:

В ней всё время непременно

Вкривь и вкось идет все сразу,

В норму входит постепенно.

Меж

Когда тебе совсем уже хреново,

Поверишь тут во всякую муру.

Над дверью приколочена подкова

И всё жуёшь дубовую кору.

Любые варианты испытаешь,

Пусть шансов лишь один на миллион.

А ангел смотрит, что ты вытворяешь

И думает, с катушек съехал он.

А ты не съехал – просто шансов мало,

А значит не до выбора совсем.

Тем не понять, кого не разрывало,

Меж этим светом и меж светом тем.

А середины не дано

А середины не дано,

Или пропасть. Или величье.

Не будет, как в Бородино,

В бою ничейное двуличье.

И в поддавки не поиграть,

В надежде после отыграться.

На тридцать дней Москву не сдать,

Как в веке номер девятнадцать.

Век двадцать первый он не тот,

Здесь даже слабость на минуту,

Как было прежде, не пройдёт

И проиграешь лилипуту.

А значит, будет только край –

Или пропасть. Или величье.

Проснись Россиюшка, вставай,

Враги стоят у пограничья.

Помню, лет до шести...

Где тянулись года и казалось, что жизнь бесконечна –

мы не ведали, как обернутся дела и слова.

Полагали, что плачет с оторванной лапой кузнечик.

Он и вправду рыдал. Даже голос, бедняга, сорвал....

(Фотоснимок. Софья Сладенько. Москва.)

Помню, лет до шести мне казалось, что жизнь бесконечна,

Похоронный процесс представлялся всего лишь игрой.

А гробы полагал, то всего лишь большая скворечня –

Колотили коробкой без ткани порой.

А соседки шипели всё матери: сдай их в детдом ты,

И его и сестру – всем мытарства наступит конец.

И совсем не боялся, во сне, убегая на фронты.

В семь я понял, есть смерть – это умер отец.

И с тех пор о побегах из дома не думал ни грамма,

Пусть ещё во дворе вёл себя, как беспутный герой.

Потому что боялся – а с кем же останется мама?

Неужели с одной моей младшей сестрой.

Мама

Я всегда говорил, что источник моего безбожия – это моя мать. Поскольку я не мог представить и не представляю до сих пор, что может быть выше неё, одарившей меня жизнью, любящей меня, таким, какой я есть и не предавшей меня никогда. Это и есть Бог.

Мать мучилась меня рожая

И выпуская в этот мир.

Навечно для неё я «зая»,

Навечно для неё кумир.

Мы все же мамины сыночки,

Мы все дороже дочерей.

Мне пятьдесят – одень  носочки,

Сынок – оденься, потеплей.

Ах, мамы, мамы, мамы, мамы,

Как сыновья для них важны.

Для матерей мы строим храмы,

Где боги, в общем, не нужны.

Ночные метания

Снова будет ночь без сна:

Влюблена? Не влюблена?

Или то бокал вина,

Что был выпит мной до дна?

Так и будет до утра,

Продолжаться та игра:

Я глупа или мудра,

Раз сказала «нет» вчера?

Не нужен

Вздрогнула душа и покатилась

кубарем по грязной мостовой,

(без оглядки, даже не простилась)

в бесконечно-длительный запой….

(Вздрогнула душа и покатилась.

Тариэл Цхварадзе. Грузия.

Один из величайших авторов современности.)

Полностью читать стихотворение Тариэла тут.

Всех послать к чертям,

Никому не нужен.

Плакать по ночам,

Водку пить на ужин.

Сдал нательный крест,

Я за литр, что выдул.

И свинья не съест,

Бог давно уж выдал.

На душе легко,

Шаг всего на небо.

Сверху взять пивко,

Буду там, где не был.

Послан сам к чертям.

Тот посыл заслужен.

Я сходил, и там,

Никому не нужен.

Мраморное лицо

Легко, легко порассуждать,

Что вовсе не боишься смерти –

Да хоть сейчас линейкой мерьте,

Замеры, занося в тетрадь.

Легко, легко неведом день,

Чьего-то горя и печали.

Кто умер, те же не кричали,

Когда настигла смерти тень.

На собственных похоронах,

Мы в безразличии пребываем,

Того, что умерли не знаем,

А потому ничто нам страх.

Вот только, если нам дано

Узнать, что завтра день последний,

Лицо не просто станет бледней,

А будет мраморным оно.

Штрихи

По осени всё жёлтые цвета,

И в октябре лишь хвойные в зелёном.

Хотелось, чтоб не так, но ни черта,

Нет силы в человечестве хвалёном.

Всё будет, как расписано навек,

А мы к тому всему штрихи рисуем.

И будет в январе всё время снег,

Пусть даже чиркнем линию косую.

А в марте сотни лет поют коты,

Да как поют, до чёртиков достали.

Весны чуть-чуть подправили черты,

Коты орать, совсем не перестали.

Нет, нам не переделать этот мир,

В создании мы на задворках где-то.

Стараемся вписать, хотя б пунктир,

Его стирает дождиками лета.

Погода изменялась

Погода изменялась двадцать раз.

И это не за сутки – до обеда,

То от весны совсем не видно следа,

То от зимы лишь пар от теплотрасс.

И так гулял: под проливным дождём,

Под солнцем жарким – лишь через минуту,

То снег ложился прямо по маршруту,

А мы с чего-то постоянства ждём.

В своих поступках и своих желаний,

Забыв, что мы с природою – одно,

И коль она, как батька – что Махно,

В чём смысл тогда всех наших ожиданий.

Любимая

Любимая прости, прости,

Порою, чёрт мной хороводит.

Надеюсь, бросишь конфетти,

Когда придётся мне идти

Дорогой той, что вверх уходит.

Надеюсь, ты меня простишь,

На всякий случай – вдруг так нужно.

Возможно, что прощенье лишь

Даётся тем – о ком скорбишь,

И Бог исполнит то послушно.

Мы говорим – Господь простит,

Но одного не понимаем.

А вдруг нам Библия лишь льстит,

Бог возглавляет только МИД,

Распоряжаемся мы раем.

Я буду там, тебя дождусь,

Узнаю новости о сыне.

Пусть был по жизни тот я гусь,

Надеюсь, я не промахнусь.

Прости – навеки и отныне.

Гидрометцентр

В асфальт вколочена листва,

Что хохлома на блюде.

И мы скорее существа,

Чем люди.

А дождь всё продолжая, бьёт,

Без малого неделю.

Гидрометцентр передаёт,

Не верю.

У них один, один не два,

Вперед, давай – нахальте.

Согласна в том со мной листва,

В асфальте.

Рейс 9268

Давайте помолчим, сегодня день не весел,

День траура для скорби и молитв.

За двести с лишним  душ – тех, что не встали с кресел,

Сегодня в наших душах поболит.

Арабеск

Знаю, есть усталость у металла,

И у человека может быть.

Тяги к жизни у меня не стало,

Просто на излом устал я жить.

Словно балка мягко прогибаюсь,

И гася мне непосильный груз.

Понимаю, это только маюсь,

Чуть сильней и я переломлюсь.

Рухну вниз и только вспеню воду,

Тут же и затянет это всплеск.

Жизнь не полнится, стремясь к исходу….

Удержать не смог я арабеск.

Арабеск – одна из основных поз классического танца, при которой равновесие сохраняется на одной ноге, а другая (выпрямленная) поднята и отведена назад.

Фигня

Мною многое вершилось,

За спиною куча дел.

Что хотел, не получилось,

Иль не очень я хотел.

Зачастую был неточен,

Занимался я не тем.

И сложилась жизнь не очень,

А порой фигня совсем.

Старание

Если ради денег труд,

То не жить, а маяться.

Деньги счастья не дают,

Но они стараются.

За поворотом

За поворотом смерти жизнь не видно.

Даётся в первый и в последний раз,

Вот потому мне так, мне так обидно,

Слагать приходится из глупых фраз.

А умное скажу, то недопонят,

Порою даже становлюсь врагом.

Вот так вот не поняв, и похоронят.

За смертью же молчание кругом.

Там Петр святой мне рожицу скорежит.

Мол, ты куда? Твоя дорога в ад

И он решить вопрос со мной не может,

А потому я должен сдать назад.

Через версту принять чуть-чуть левее,

И вот она моя дорога в ад,

Не встретишь там попутчиком еврея,

Но вижу, что отец мой здесь и брат.

Ну, слава Богу, встретились родные,

А вот в раю бы не было родных.

Не жили, как цветочки полевые,

Плевали на придуманных святых.

А черти что, мы будем их по круче,

Варила, да и варит голова.

Как в девяностых матерно хрипуче,

Прикрикнем «Как сыры у вас дрова».

Нас не жалея, дайте жар покрепче,

Так чтоб лопаты тлела рукоять.

Мы здесь потерпим, чтобы там полегче,

Родным всем нашим было доживать.

Кошмары

Я сам не помнящий добра –

Того что сделал.

Мог спать спокойно до утра,

Душой и телом.

Но только, только задремлю,

Во сне кошмары.

Мой сон ломают на корню,

Шпана и шмары.

Всё теребят, ты вспоминай,

И бьют об стену.

Полученное отдавай…

И шепчут цену.

Взял чуть – покоя не видать

И сон включая.

Нет, лучше только отдавать,

Не получая.

Чердак

Вон сколько там – на чердаках

И тайны и историй.

Завалы книг – забытых прах,

Заброшенных теорий.

Что можно в космос полететь,

Снарядами из пушек.

Что можно и разбогатеть,

Поубивав старушек.

А можно стать и королём,

Поцеловав лягушку.

Затем веками жить вдвоём,

Забрав Земли осьмушку.

Враги за тридевять земель,

И за семью морями.

И даже тот, трёхглавый зверь.

Он скованный цепями.

Никак не разместить в умах,

Суть книжек, что нашли мы.

Всё то, что есть на чердаках,

Осталось в прошлом пыли.

Чёткость

Чтоб цели жизни выглядели чётко,

Из рассуждений вымети весь хлам.

Поможет в том текила или водка,

Или они же с пивом пополам.

Не зря же те, кто пьяные правдивы,

У них слетает правда с языка.

Тут не помогут Вам аперитивы,

Что чёткость повышают, но слегка.

Вопрос серьёзный и решать серьёзно,

Коньяк, текила, водка, пиво к ним.

Спеши мой друг, быть может, стать и поздно,

Глянь столько непонятного вокруг.

Как все я

Как все я – смесь достоинств и порока,

Но нет в той одинаковости прока.

И наблюдаю лет уж пятьдесят –

Как все я, но пред всеми виноват!

Тиран

Любимая – опять меж нами ссора.

Наговорили, нарубив с плеча.

В тебе проснулась рьяность прокурора,

А с ней невозмутимость палача.

Я знаю, что всё время виноватый,

У женщин нет понятия вины.

Вы видите себя как демократы.

Тираны – это взгляд со стороны.

Но я люблю, люблю тебя безмерно,

Тебе приятно жить, меня казня.

И не скажу я точно, но наверно,

Согласен, чтоб судила ты меня.

Берёзы плачут

Берёзы плачут по весне,

Берёзы плачут.

Я вместе с ними в том числе

И слёз не прячу.

Слезами мы встречаем май,

И День победы.

Весна давай же… дожимай,

Как наши деды.

Дети Донбасса

Лишь засну, снится взрыв мне, от боеприпаса,

В свете взрыва один силуэт.

Я хочу вас спросить: Снятся дети Донбасса?

Так ответьте вы: Да или Нет?

Может мой психотип, так неправильно скроен,

Может я, сумасшедший совсем.

Почему за далёкий Донбасс беспокоен,

Незнаком на Донбассе ни с кем.

Так по мне – не бывают чужими страданья,

Потому – за любого радей.

Да у Русских своё, есть своё мирозданье,

Там чужих не бывает детей.

И желанья мои, непростительно малы,

Но мечтаю до мозга костей,

Я всего одного, чтоб загнали в подвалы,

Кто загнали в подвалы детей.

Будь спокоен и твёрд

Будь спокоен и твёрд,

Как просроченный пряник.

Следуй строго вперед,

Ты же Бога избранник.

В окруженьем твоём

Нет сильнее морально.

Только вот под дождём,

Ты размокнешь банально.