Вроде сон, а может явь,
Разве разберёшь.
Через реку снова вплавь,
Всё под свист, долбёж.
Булькнет пуля чуть правей,
В метрах двух снаряд.
Ближе к смерти тут скорей,
Дальше от наград.
А до берега чуть-чуть,
Проявляю прыть.
Чтобы мне не утонуть,
Чтобы всё ж доплыть.
Чем закончится оно,
В сне иль наяву.
Толи правда толь кино,
Где ещё плыву.
Погибают и свои,
Редкость тут ничья.
Как закончатся бои…
Может высплюсь я.
Я не надеюсь, не верю, не жду,
Просто покой невозможен в
аду.
Так и живу без покоя.
Смерть всё осколком и пулей
свистит,
Чуть зазевался — и бледен на
вид.
И непригоден для боя.
Да, здесь она как тюрьма и
сума,
Если задуматься — сходишь с
ума,
Лучше не думать о смерти.
И о своей, ну а также чужой,
И умереть может, скажем,
любой.
Лучше и шансы не мерьте.
А потому лучше просто воюй,
Мелкие раны на теле шпаклюй.
Пусть не прибудет большая.
Может, проскочит и мимо беда,
Помни о том, что ты ходишь
всегда,
Прямо у кромочки рая.
Не стоит то тех громких слов,
Мол, что все люди — человеки.
Война, и принцип здесь таков,
Не ты, пусть он уснёт навеки.
Бей так, чтоб враг запомнил
впредь.
И в памяти не заржавеет.
Врага возможно пожалеть
Насколько он тебя жалеет.
Не надо слёз — ты на войне,
Назад ты смерть не отыграешь.
Доволен будет он вполне,
Глядя на то, как умираешь.
Как посмотришь на Западе телеэфир,
От такого скрывайся хоть в
плавни.
Там готовы всегда побороться
за мир,
Не оставив в нём камня на
камне.
Михаилу Анищенко-Шелехметскому
Вроде день, а похоже — как вечером,
Ощущенье — схоронен я заживо.
Но терплю, а чего, делать
нечего,
Ну а как я, никто и не
спрашивал.
Вот опять защемило за
ребрами,
Не живущий сейчас — выживающий.
В небе тучи нависли недобрые,
Непогода сегодня, да та ещё.
Может, это всего совпадение,
Меж погодой с моим
состоянием.
В небесах и мозгах
потемнение,
Правда, щёки уже порумянее.
И не глядя снуют люди добрые,
В их мозгах, что так плохо
лишь пьющему.
Но затем будут речи
надгробные,
Что на зависть любому живущему.
Она к нам к каждому придёт —
Ей так положено.
Будь ты мудрец иль идиот.
Парча, рогожина
Тогда надета на тебе,
Ей то до лампочки.
Она у каждого в судьбе,
Как утром тапочки.
Кого-то сразу, а кого
Ещё помучает.
Поставит цифру в «итого»,
Во всяком случае.
Пряма — чужда ей круть и
верть,
Из вальса венского…
Довольно странно: жизнь и
смерть —
Всё рода женского.
Телефонный звонок, как окно в тишину,
Даже сердце колотится тише.
Забываю на время тогда про
войну,
В телефоне твой голос услышав.
Все вопросы твои: «Как у нас,
что и как?»
Затеряю в словесных метелях —
Ну зачем тебе знать результаты
атак,
Ну зачем разговор о потерях.
Потому, потому, всё стараюсь
о том,
Что плохое не вечно на свете.
Как с тобой заживём, как
построим мы дом,
Где вдвоём, и счастливые дети.
Но не может хранить вечно
тело броня,
Здесь со смертью довольно
серьёзно.
Ты сегодня скажи то, что
любишь меня,
Может завтра сказать будет
поздно.
А меня вот увозят от вас,
И покоя вослед пожеланье.
Заурчит холодильник-КАМАЗ,
И чуть-чуть подымит на
прощанье.
От своих уезжаю к своим,
От друзей боевых я к
домашним.
Жаль, приеду я к ним неживым,
А оставшимся в дне во
вчерашнем.
Только знай, я ценю тебя,
друг,
За тебя там замолвлю
словечко.
Ты тащил, просто умер я
вдруг,
Подвело нас обоих сердечко.
Отвоюешь и, знаю, придёшь
Ты к могиле ни разу не
броской.
Помню то, что ты куришь, не
пьёшь…
Помяни там меня папироской.
Жизнь прожил я как смог,
Как сходил за водой.
И ни Дьявол, ни Бог,
Не дружили со мной.
В небесах не парил,
Мял ночами траву.
Вечно рвался из жил,
Их когда-то порву.
Как придёт эпилог,
То поплачет родня.
Но ни Дьявол, ни Бог,
Там не встретят меня.
Друг-друга и не знали мы,
Я не спешил к вам на
свиданье.
Не нёс цветы среди зимы,
Не мёрз часами в ожидании.
Не прихорашивались вы,
Себя готовя к нашей встрече.
И не наглаживали швы,
И не душили шею, плечи.
И вам не жаль, и мне не жаль,
Что ничего так не сложилось.
И не живёт в душе печаль,
Что быть могло — но не случилось.
Так и текут себе года,
Где наши судьбы параллели…
А вот расстались бы, когда,
Тогда, возможно, и жалели.