Написал я как смог Александр Сидоровнин
Что ж читатель – глумись.
Знаю путаный слог,
Но такая и жизнь.
Уже ушло так много, кто из наших,
А мы пока назло ещё скрипим.
Живёт всё на бульончиках, на
кашах,
Но перед этим надо бы «Мезим».
И в мнение совсем уже без
веса,
Почти и без событий в бытие.
Кто помнит сигареты «Стюардесса»
И «Вечная любовь» Мирей
Матье.
Сегодняшнего мы не понимаем,
А чёрная всё шире полоса.
И кто кота, кто кошку
обнимаем,
А кто-то даже без породы пса.
Февраль. Двадцать четвёртое
И год двадцать второй.
Ночь тихая, как мёртвая,
Всё как перед войной.
И точно — утром в новости:
«Сегодня началось».
Отброшены условности,
И всякие авось.
Когда само не сладилось,
Приходится ружьём.
И в новостях про радиус,
До куда достаем.
Кто в бой, кто за гречихою,
Пока стоит цена…
Ночь тоже будет тихая,
Как кончится война.
Дозвонилась, дозвонилась
наконец,
Но живой же, но живой же — пусть
и ранен ,..
Бормотал — всё хорошо, её
боец,
Голос ей знакомым был, но всё
же странен.
Вроде как бы он смеялся, он
шутил,
И на будущее всё он строил
планы.
По смартфону не видать, а
сколько сил,
Говорить вот так, когда такие
раны.
Ждал на тумбочке укол и порошок,
Чтоб уснуть он был готов
отдать полцарства.
Но твердил ей, — у него всё хорошо,
В это время в вену капало лекарство.
Сидишь, и слышишь — щёлк, и ты без света,
И дом напротив чёрною горой.
А если ночь, так неприятно
это,
И в целом грустный у тебя
настрой.
Дел никаких тебе уже не сляпать,
Лишь покурить возможно в
темноте.
В минуту на душе такая
слякоть,
И мысли в голове совсем не
те.
Да ладно вспоминались бы
удачи,
Но всё про те — не очень-то
дела.
Что мог бы жить жирнее и
богаче,
Но от богатства честность отвела.
За два часа подумаешь о
многом,
Чего давным-давно простыл и
след.
И в этом состоянии убогом,
Как оживёшь, когда подали
свет.
И сразу тут начнётся
суматоха,
Поставишь чайник греться на
плите.
Подумаешь, что иногда неплохо,
Пусть два часа побыть и в
темноте.
Хочу быть с содранной
коленкой,
Сбегать с уроков в гаражи.
Подраться вновь с соседкой Ленкой,
Что целый век потом дружить.
За двойку получить от мамы,
А дед потом чтоб пожалел.
Мечтать уехать на Багамы,
Где кроме игр других нет дел.
И есть всегда одни конфеты,
Другое — это не еда.
Хочу, чтоб было вечно лето,
И чтоб каникулы всегда.
А утром с Лёней на рыбалку,
Ловить здоровых окуней.
И отпускать, поскольку —
жалко,
Ну, а уха — да чёрт бы с ней.
Чтоб вдруг седины потемнели,
И не росла чтоб борода.
Не убирать своей постели,
Ни по утрам и никогда.
Хочу… Но вдруг стрельнуло в
спину,
И всё забылось, что хочу.
Я даже стул уже не сдвину…
А значит завтра мне к врачу.
Для нас один — и то немало,
Кому-то тысяча — ничто.
Которых смерть увы достала,
Что тут же стали два по сто.
Их после боя всех собрали,
Где кто с осколком, с
пулевым.
В коробки ордена, медали,
Чтобы отправить всё родным.
Им слишком поздно перевязки,
Укол, что антиболевой.
Их окропить нельзя, как в
сказке…
Водицей мёртвой и живой.
Ты по белому снегу,
На салазках летишь.
Тешишь личное эго,
Поднимая престиж.
Что вот так можешь даже,
Выходя на вираж.
Пролететь на форсаже,
Мимо Лен и Наташ.
Им есть повод поохать,
Что ни с кем не сравним.
Разливается похоть,
По тебе и по ним.
Только вот в настоящем,
Неизвестно какой.
Сможешь «птичкам» летящим,
Помахать ты рукой?
Привлекая вниманье,
Операторов их.
Потому-что заданье,
Вам одно на двоих.
Сможешь сделать ты выбор,
Тот, который тяжёл.
Чтобы ты только — выбыл,
А вот он чтоб дошёл.
И успеть только взглядом,
Ты его проводить.
Он (подумать) — не рядом,
Им его не убить.
Где последним аккордом,
Кровь рисует пятно.
Где не радостно мёртвым…
И живым не смешно.
В отношеньях много что таится,
Сложное на вид, да и на слух.
Дружба, где, сложив две
единицы,
Ты получишь явно больше двух.
Вытекает следствие другое,
Разнося все знанья просто в
хлам.
Вот никак не могут эти двое,
Быть разделены напополам.
Сложно. Даже — тяжело понять,
А принять оно ещё сложнее.
То, что погибают в двадцать
пять,
От огня стрелка иль батареи.
Им ещё бы жить и жить, и
жить,
И смеяться — радоваться жизни.
Но успели голову сложить,
Всё отдав до капельки
Отчизне.
Кто-то коньяка добавив в чай,
В состоянии полного покоя.
Про войну вдруг включит
невзначай,
Перейдёт, немедля, на другое.
Они зашли сюда от скуки,
В шатёр для цирка-шапито.
И если б не просили внуки,
Не заманил бы их никто.
Там, как всегда на круглой
сцене,
То скачет зверь, то человек.
Различья мало между всеми,
Смешные клоуны, конь пег.
И те и те всего, играют,
В который раз всё ту же роль.
Они её не выбирают,
Что было сказано — изволь.
А детям что, смешно и ладно,
У них всё это впереди.
А этим взрослым двум досадно,
Тут хоть вставай и выходи.
И хорошо, что все мы смертны,
От печника до королев.
Всю жизнь, как в шапито
концерты,
Что замечаем повзрослев.
И кто орлом, кто попугаем,
Кто по асфальту, кто в пыли…
И как своё мы отыграем,
Начнут играть, кто подросли.