Очень сильно устал я, бредя
по дороге,
Обязателен он, мне отмеренный
путь.
Я иду вроде сам, но не
чувствую ноги,
И с мечтой об одном, как бы
мне отдохнут.
Не отстиран в воде, не
использовал мыла,
Будет время, зайди, что писал
я, прочти.
И узнаешь почти — всё, что не
было, — было.
Только самое главное скрыто в
почти.
Мы уносим с собой не великие
тайны,
А набор неудач, где был ход
не ахти.
Совпаденья в стихах, все
почти-что случайны,
Только помни — случайны, они лишь почти.
Это пробел в педагогике?
Может она и невинна.
Вслед за границею логики,
Сразу идёт Украина.
Послушаешь их — Боже мой!
Нет лучше примера Иуде.
Считались когда-то роднёй …
И были в то время, как люди.
Сейчас — их куда понесло?
И где-то там прошлое тенью.
Возможно, сломалось весло,
И просто плывут по теченью.
Слова свобода, справедливость,
Для них давно всего-то звук.
Лишь нездоровая потливость,
В карманах рыскающих рук.
У них, что нам одно и тоже,
Совсем, как странно, не одно.
Лить кровь им хочется до
дрожи,
Вот только есть одно лишь, но…
Что не свою, а всё чужую
Что пьют стаканом за стакан.
У них и слово «аллилуйю»,
Не Богу, Дьявола рогам.
К ним не стучитесь в окна в двери,
И не ищите к ним путей.
Поймите вы, там только звери…
Там нет давно уже людей.
До вздоха до последнего
любить,
Дружить всё также до того же
вздоха.
Ты обещал, но стоит говорить,
То всё слова, что выглядят
неплохо.
Да, да, неплохо, искренне,
есть но,
Запутано всё в жизни
круговерти.
До смерти помни правило одно —
Не стоит клясться ни о чём «до
смерти».
Судьба ведь развернёт порою
так,
В кино такое даже и не
снимут.
Твой друг вдруг станет твой —
заклятый враг,
И жар любви вдруг поменяет
климат.
И не узнать, как там пойдёт
оно,
Да и пойдёт куда-то
вообще-то.
Там, впереди у нас всегда
темно,
«До смерти я…» не добавляет света.
А слагать те стихи легко,
Только это всё не стихи.
Их читать под «Мадам Клико»,
И под пьяные всё хи-хи.
Где поэзия там не смех,
До веселия далеко.
И поэзия не для всех,
И понять её нелегко.
Накатила как в море волна,
Пошептала приятное что-то.
Тишина, тишина, тишина,
Утопает в ней по уши рота.
Кем-то с берцев счищается
грязь,
Кто БэКа обновляет, кто
курит.
Кто идёт в полный рост не
боясь,
Кто задумался, кто балагурит.
Что-то в этом от мирного
есть,
Как на стане в сезон
сенокоса.
Было здесь час назад — просто
жесть,
Всё вокруг стало криво и косо.
И пахала война плугом твердь,
И ломала деревья и су́дьбы.
И ходила кругами всё смерть,
Выбирая — вот этого в грудь
бы.
***
И горька, в тоже время
вкусна,
И черна, и прозрачна на свет.
Так важна, так ценна́ тишина,
Но её и опаснее нет.
Теперь у нас начальство в
белом,
А мы не в хаки в этот раз.
И до сих пор будь раньше смелым,
Любой их выполнишь приказ.
Они командиры с шести до
шести,
Но вся их задача — лечить и
спасти.
Для этого все их приказы,
И все их заумные фразы.
Прикажут и подставишь спину,
Укол иголочки остёр.
Ты раб врачей наполовину,
Второю частью медсестёр.
Стоишь перед ними растерян и
гол,
И даже раненья страшнее укол.
Они же здесь нянчатся с вами.
Чтоб вышли отсюда ногами.
От гонора остались клочья,
И хоть ложись к стене лицом.
Здесь ты больной и только
ночью,
Во сне становишься бойцом.
А ты не успеешь почувствовать боли
И ствол у виска.
Такому не учат ни мамы, ни в
школе,
Ни курс мужика.
Так много, так много
профукано в жизни,
Есть лишь пистолет.
В таком положении живут толь слизни,
Средь них тебя нет.
И ствол пистолета к виску
прижимался,
Как к близкой родне.
И ты напоследок почти
улыбался,
А может и не…
