Они до срока постарели,
Сплошь седина.
Для них осколки песни пели,
И не до сна.
Они свои бросали годы,
Под пулемёт.
Для них в любой прогноз
погоды,
Идти вперёд.
Горела плоть, бинты кровили.
Рвались мосты.
Когда они в аду том были…
То, где был ты?!
Написал я как смог Александр Сидоровнин
Что ж читатель – глумись.
Знаю путаный слог,
Но такая и жизнь.
Они до срока постарели,
Сплошь седина.
Для них осколки песни пели,
И не до сна.
Они свои бросали годы,
Под пулемёт.
Для них в любой прогноз
погоды,
Идти вперёд.
Горела плоть, бинты кровили.
Рвались мосты.
Когда они в аду том были…
То, где был ты?!
Оделась только что как будто на свиданье,
В ладошку каблуки, до
косточки разрез.
Проделала всё то, не в
спешке, а заранее,
А встреча для меня большой
имеет вес.
Любимейший парфюм, день
должен быть удачным,
Примета просто есть, не жалко
извести.
И вид уже такой, хоть по
местам мне злачным,
Откуда ты домой лишь утречком
к шести.
А вот и позвонил, волнуюсь
как в гареме,
Отвечу побыстрей, сорвётся же
вот-вот…
Затем спешу во двор, аж
вышибаю двери…
Ведь едем мы с тобой сегодня
на развод.
Все мы знали — июль, значит будет жара,
Да такая, что сушится горло.
Всё равно мы встречаем его на
ура,
Пусть в ботинке и пятку
натёрло.
Очень любим июль, но не любим
жару,
Двусторонне у каждой медали.
Но выходим под солнце опять по
утру,
Ведь не зря же июля мы ждали.
Мы выходим на солнце из
темных квартир,
И себя под него подставляем.
В холодильниках дремлет
лекарство-кефир,
И по речке плывём баттерфляем.
И в июле всегда середина
любви,
Той, что мы заразились, но в
мае.
Нас с тобою сейчас просто — не
разорви,
Так крепка как цепочка
дверная.
Как мы любим июль, так
останется впредь,
Разве только поправим детали.
Кто-то даже в июле согласен
сгореть,
Ведь не зря же июля мы ждали.
Я вроде в курсе, что не гений,
Но забываю иногда.
Среди дорог хитросплетений,
Влечёт — не та меня звезда.
И там, где надо бы налево,
Направо сделан поворот.
Хранитель мой не сдержит
гнева,
«Понёс же чёрт», — произнесёт.
И удивлённый мыслью жалкой,
Что я себе там намудрил…
Мой ангел щёлкнет зажигалкой,
Вздохнёт, и вот уж прикурил.
Такая у него работа,
Он бедный пашет словно раб.
Беречь такого идиота,
Трудней чем каторжный этап.
Зрачок врага ты видел в полуметре,
Когда он расширяется от боли?
А пуля рёбер вышибает петли,
И этой смертью был тогда
доволен.
Нет жизни в жизни ничего
дороже,
И с ней души что обитает в
теле…
Они отнюдь не ангелы, но всё
же
И убивать конечно не хотели.
Есть времена, в которых это
надо,
Есть времена, где некуда
деваться.
В них смерть чужая — это как
награда,
Чтоб дальше жить… ну это если
вкратце.
Утренний завтрак, работа,
И не о чём трескотня.
Словно бы вырезал кто-то,
Главное этого дня.
Вечер, приходишь в квартиру,
Только совсем не в себя.
Где отвращение к миру,
Ходят по мыслям сопя.
Ночь позволяет забыться,
В сне провалится на дно.
Белая там голубица,
Прутики вяжет в гнездо.
Ей позавидуешь только,
В небо, когда в нетерпёж.
Ты же проснёшься поскольку,
В снах только спишь… не
живёшь.
Давно мы за датой, с тобой не следим,
Что время, в котором мы
вместе.
Что годы и прочее, этим
двоим,
Что десять, что сотня, что
двести.
И так незаметно, что время
течёт,
От дня нашей встречи когда-то.
Не нужен двоим просто времени
счёт,
Где встречи не помнится дата.
Странно то, что здесь всё-таки птицы поют,
Словно страха те птицы не
знают.
Здесь кого-то убьют, здесь
кого-то убьют,
На войне ведь всегда убивают.
Вид деревьев похож на огарки
свечей,
А земля на горелую кашу.
Это поле и лес, что пока лишь
ничей,
Через день он окажется — наше.
А пока зарастёт видно годы
пройдут,
Что потянутся следом за нами.
Странно то, что здесь
всё-таки птицы поют,
Не всё время, а между боями.