С чего

На вопрос – Чего печалю?

И призывы – улыбнись!

Я всё время отвечаю,

Что причина – эта жизнь.

Саратов-Колыма

Просыпаюсь средь ночи, и долго ещё я –

Одного, одного, одного не пойму,

Толи правда, толь кажется мне с перепоя,

То Саратов иль вижу я всё ж Колыму.

Не пойму, где проснулся – в квартире, бараке?

Под конвоем ли мне, добровольно идти?

То начальники лают, а может собаки?

Нет ли, есть ли мне доступ до телесети?

А к шести – и не знаю, свободен ли, волен?

На поверку идти и кричать – Я. В строю.

Прикрываю я крестик – любимой намолен,

Не в Саратове я. В Колыме я стою

Сохранить бы его – тот намоленый крестик,

Он даст сил, мне и здесь, оставаться собой.

И играет, играет, оркестр кудесник –

«И за Родину мы до доски гробовой!».

Третий Рим

За тёмными годами будет свет,

Темнота не вечное явление.

Его увидим, может быть, и нет,

Будет и другое поколение.

Да не пророк я, а всего пиит,

Но всё же и мне доступно знание.

Россия смотрит, смотрит и молчит

И ждёт она от мира покаяние.

Как ни хотелось, а придется им,

Сменить прогнившие авторитеты.

Поднимется над миром третий Рим,

То знают и пророки и поэты.

Инне Китасовой

«Учителю. Геннадию Жукову». Инна Китасова. Эквадор.

Меня учил ты бить под дых и в пах -

Прямым ударом, без замаха, точно.

Не быть меня учил в моих стихах,

Учил не жить, как все поэты, ночью.

День не для жизни, для поэтов ночь

Дана, чтобы дышать им полной грудью,

Свое, отдав дневному словоблудью,

Они уходят, где всегда точь-в-точь.

Всё совпадает – мысли и слова

Его литературного героя.

Живут поэты вне времен и строя,

Им ночь даёт на то свои права.

И тонут мысли их в дороговизне,

Они же видят до самых основ,

Пока плывёте в океане снов,

Они плывут по океану жизни.

Невнятный ответ

Дорогая помоги,

Вся душа промокла.

Беспрестанно бьют дожди,

Посмотри на окна.

За стеклом, что всё в слезах

Ничего не видно.

Без тебя, как на бобах

Этим и обидно.

Ты б призналась – не люблю,

Скатертью дорога.

О тебе я говорю

Потихоньку с Богом.

Бормочу я, он молчит.

И в слёзах всё окна.

Даже спирт, тот, что горит,

Входит в горло клёкло.

Встанет горлом поперёк,

Просится обратно.

Отвечает, что-то Бог,

Кратко и невнятно.

Зачем

Уйду походкой торопливой,

Пусть буду, многими корим.

Не смог я сделать Вас счастливой,

Зачем же в том мешать другим.

Поедем

Проблемами, как молью я изъеден.

Смерть позовёт – готов уже поедем.

Ещё не осень, но…

Ещё не осень, но..  так на душе тоскливо,

Как будто за окном сопливенький октябрь.

Подруги и друзья теперь проходят мимо,

Зачем влезать на борт, на тонущий корабль.

И я тону один и от того вот осень.

Мне вне календаря раскрашивает жизнь,

Винтовку бы купить, надёжную от Мосин,

И пригрозить себе – мол, ты смотри, держись.

И умирает старый город

на картинке снос бульдозерами Армянского кладбища на Монтино (Баку).

И умирает старый город.

Растут высотки, как грибы.

И новостройками он вспорот,

Хрустят под сваями гробы,

Кладбищ – с потерянных окраин,

Их словно кто-то проглотил.

И как не подавился Каин

Ровняя холмики могил.

Домов здесь встанет вереница,

Что будут снесены затем.

Не удается всем родиться,

А умереть дано же всем.

Как мы бы ни были бы стойки –

Бессмертны мёртвые в бою.

Раскрошит свая новостройки,

Могилу так же и мою.

Блиц

Так манит бездна эстакад,

А мне не страшно.

Я оступиться даже рад

И бесшабашно,

Лететь бескрыло, камнем вниз

И на бетонку.

Не повторить, увы, на бис,

Такую гонку.

Не стать и конкурентом птиц

Или бозона….

Сменить смерть долгую на блиц,

Порой резонно.