В Саратов

Так много стала в мире этих,

Что с «голосами в голове».

По мне так их уже две третьих,

Причём особенно в Москве.

Быть может это всё от жира,

Ну не от звёзд же на Кремле.

Она как мёд для дебошира,

(Тут речь совсем не о пчеле).

Провинциальные ребята,

Столичных как-то не поймём.

Сравнить – живёте вы богато,

А мы на жизнь берём заём.

Зато мы ходим на работу,

А не тусим по площадям.

И не мечтаем блин в Дакоту,

Свалить на век ко всем чертям.

Наверно всё-таки от жиру,

Речь возникает в голове.

Бросайте вы свою квартиру,

А то загнётесь там в Москве.

Бегом на поезд, что в Саратов,

У нас, конечно, тут не Крит

И в разговорах много матов,

Но в голове у нас молчит.

Мужики

Воспитали ж отец и мать

Мужиков, что слабее бабы.

Если лень топором махать,

Материться учись хотя бы.

А не сопли размазав жить,

И сдаваться при первой боли.

И к вопросу, а быть – не быть,

За секунду найти пароли.

Эх была бы моя бы власть,

Я таскать заставлял вас шпалы.

Разложив сверху рельсы класть…

Но бояться с женой скандала.

Мужчина должен быть

Мужчина должен быть мужчиной,

Такая у него стезя.

Нельзя им быть наполовину

И на две трети быть нельзя.

Терпеть, не крючиться от боли.

И слов не брать своих назад.

Не жить, а умирать в неволе.

Пусть та неволя дивный сад.

Не трусить никакой работы,

Не унижать себя в грызне.

И если покупать колготы,

То исключительно жене.

Любить до умопомраченья,

Свою подругу и детей.

Уметь грести против теченья,

И проходить меж двух огней.

Отдать последнюю рубаху,

И не стесняться тем, что гол.

И смочь послать, конечно, на х*й,

Тех, кто границы перешёл.

Идти по жизни крепким шагом,

Понятным быть (не конь в пальто),

Гордится Родиной и флагом,

Не предавая то и, то.

Что в соседнем подъезде

Что в соседнем подъезде происходит незнаем,

Но зато всё известно про другой континент.

Нам как будто важнее, что у них за Дунаем,

И о чём заявил там в США президент.

Так столкнёшься с соседом и его не узнаешь,

Впрочем, он также встречно не узнает тебя.

Но зато с интересом про Кентукки читаешь,

Споришь с кем-то в Европе правду-матку рубя.

Всё под никами ходим, ставим фотки чужие,

Выбирая «покруче», кто-то бицепс, кто грудь.

И на форумы ходим словно в бары пивные,

То удобно вот только сигарет не стрельнуть.

***

У соседа намедни наметился кризис,

И врачи не успели и лопнул сосуд…

У подъезда соседа разбросанный ирис.

Ты подумал – ну кто же намусорил тут?

Кто хороший

Пусть и внешне спокоен, тих,

Мысль ношу я тяжёлой ношей:

Сколько надо убить плохих,

Чтоб остались лишь – кто хороший?

И себя к каким отнести?

(Тут с лицом не пройдёшь умытым) –

Так смогу я себя спасти,

Или всё-таки быть убитым?

Мир так сложен и хрен найдёшь,

Кто всю жизнь протянул святошей.

Это значит, что всех – под нож!

Если нет, кто всегда хороший?

Сны

Свернуться хочется колечком

И безмятежно так уснуть.

Чтоб снился лес и снилась речка,

Такое типа что-нибудь.

Но я не пёс, в кольцо не сложишь,

Колени разве к животу.

И сниться мне такое – Боже,

Того глядишь с ума сойду.

Кто б знал

Сто лет прошло, ничто не изменилось,

Куда ни глянь полным-полно блядей.

Вторая Мировая прокатилась,

Но лучшие погибли видно в ней.

А бляди по тылам все отсиделись,

Таких же нарожали блин потом.

Нормальные, которые имелись,

Существенно уменьшились числом.

Мы всё стандартны, от того и грустно –

Пять палочек и на вершине круг.

И в этом круге пусто-пусто-пусто,

Ещё два века и видать каюк.

Газы

И рухнул мир, в котором не до мира,

В котором только склоки и война

И стали все мишенями из тира,

И жизнь – копейка (как величина).

У взрослых всех не детские проказы,

Не прекратишь их пальчиком грозя…

Но что-то заболтался, слышу – газы!

В противогазе говорить нельзя.

Отличное утро

Очередной кошмар прошёл –

Перетерпелось.

И снова стало – хорошо!

И жить хотелось.

На завтрак чай и бутерброд,

С утра пирую.

А ночью думал – Боже врёт,

Что не умру я.

Интеллигенция

Весь мир меняется быстрее с каждым годом,

Интеллигенция спешит за остальными.

Считала раньше – виновата пред народом,

Теперь народ стал виноватым перед ними.

Веками всё держались более-менее,

Они служили нам примерами когда-то.

С недавних пор, их скажем, выражения.

Не отличаются от дворового мата.

Виноваты русские

Всё врут умело, неумело ли,

А скажешь правду – ты дурак.

Но чтобы без России делали.

Без русских миру же никак.

Со Скрипалей винят до Э́бола,

Но одного я не пойму –

Ну вот когда бы русских не́ было,

То, на кого валить вину?

Кому тут спишешь провокации,

И мол расслабимся – умрём.

Когда не будет в мире нации,

Что виновата в этом всём.

Что юбки стали слишком узкие,

Хотя и жрали, как всегда.

В том виноваты только русские,

Что сами жрали – ерунда.

***

Но при таком вот обороте,

Должны понять вы господа.

Без многих точно проживёте,

Без русских миру никуда.

Уйдёт там кто-то ласты склеив,

Виновных предложить боюсь.

Не обвинять же в том евреев,

Иль, например Евросоюз.

***

Губы

Взгляд чтоб скрыть всего прикроешь веки,

Чуть дыши, скрывая слёзный хлюп.

Только сколько боли в человеке,

Так легко узнать по форме губ.

Врать легко, скажи любое слово,

Типа всё нормально и т.п.

Ничего мол не было такого,

Пусть внутри как будто ДТП.

Только всё расскажут губ изломы

Тем тебя невольно предадут…

Просто неспособны по-другому,

Даже если в сказанном соврут.

Себя особенно ценя

Стих сшил из валяющихся в различных местах черновика, это где-то 200 страниц, двух строчек, одно строчки и отдельных фраз, записанных по различным поводам. Из которых стихи так и не получились. Поэтому несколько путано получилось.

***

Себя особенно ценя,

На жизни фестивале.

Ценили верность у меня,

Но сами предавали.

Считали – не умею жить,

И пальцы загибать.

И глупо честью дорожить,

Ведь можно же продать.

Порви условности цепей,

Доходней всех грабёж.

Совет давали – будь глупей

И дольше проживёшь.

Витал я где-то в облаках,

Считал – они всё врут…

И смерть не вызывала страх,

И даже божий суд.

Извини что молчу

Извини что молчу, похвалиться мне нечем,

У тебя без меня целый ворох проблем.

Барахлят беспрестанно то сердце, то печень,

И на первый этаж, как к Голгофе подъём.

Мужику так нельзя, он быть должен сильнее,

Он же главный добытчик, решальщик проблем.

Извини что молчу, но пройдясь по алее,

О бессилье своём я вещать надоем.

Жалько годы летят почему-то всё мимо,

Жалько то, что за ними, уже не успеть.

И походка моя, то скорей пантомима,

В остальном не роман, а скорее комедь.

Извини что молчу, похвалиться мне нечем,

Просто годы меня заставляют стареть.

Состраданья просить, нет о том даже речи,

Ведь мужчине молчком надлежит умереть.

Лёд по утрам

Лёд по утрам чуть полирует лужи,

Деревья подразделись перед сном.

Осенний день, он летнего похуже,

Местами, как весна, но эконом.

Возможно, что разнообразней краски,

Но как-то всё течёт, а не бурлит.

И небо вызывает лишь опаски,

Цвет у него довольно ледовит.

Ещё неделя всё покроет снегом,

И лёд проест все лужицы насквозь.

А тело будет бредить лишь ночлегом,

В котором бы согреться удалось.

Сезон, что наполняет тело ленью,

Позволь ему, и до весны спало.

Зима, зима, похожа на забвенье,

Всего того, что летом так цвело.

С победой

В деревушке Сен-Пьер-д’Олеро́н (Франция) в суд был подан иск, о запрете соседскому петуху кричать по утрам. По итогам рассмотрения, суд отказал истцу в иске, и петух теперь вправе продолжать кукарекать по утрам. С победой тебя! (на фото герой).

***

На днях судили петуха,

За то что пел.

Подумал – это чепуха,

И беспредел.

На самом деле было так,

В Сен-Пьер-д’Олеро́н

Судья был явно не дурак –

Оправдан он.

Не властен над певцом закон,

И для пеструх….

В Сен-Пьер-д’Олеро́н

Поёт петух.

Хлобысь

Так устал, пойду пройдусь немного

На исходе ветренного дня.

Выхожу, но только вот дорога

Из-под ног уходит от меня.

Шаг стал пластилиново-нетвёрдый,

И шатаюсь веткой на ветру.

Плавный пусть срезаю резкой хордой,

То и дело думая – умру.

Нулевая радость от прогулки

И пришло же в голову – пройтись!

Только б не загнуться в переулке,

Только б не лицом в газон – хлобысь.

За смерть Христа платили серебром

Прошу прощение за путанность произведения. Специально ничего не задумывалось, а просто писалось, практически напрямую, как порой мы что-то говорим, не задумываясь, а следуя за темой разговора.

За смерть Христа платили серебром,

Сейчас, пожалуй, подошло бы евро.

Да времечко такое, что добром,

Нам хлещут и по душам, и по нервам.

И чаще стали красить купола,

А золото всё тырят по карманам.

Подшёптывая – Господу хвала,

Держа его за гостя, но не званным.

С молитвою приходит в каждый дом.

И с окончаньем из него уходит.

Господь он только раньше был – кругом,

Теперь в круг обязательных не входит.

Сейчас торгуют совестью, страной,

Не в тихую, в открытую всё чаще.

И это называют – новизной,

Точнее даже жизнью настоящей.

Проще

Обвинён и взят.

Приговор – повесить.

Десять негритят,

Им терпеть раз десять.

Ты как перст один,

И терпеть однажды.

Ты простолюдин,

Значит и неважный.

В жизни видел, что,

Кроме лишь придирок.

Мятое пальто.

И носки из дырок.

И не плачь – держись.

В ожидании площадь.

Чем хреновей жизнь,

Тем расстаться проще.

Давно

Осталось, кажется, немного,

А что осталось – всё хламьё

И репетирует для Бога,

Он оправдание своё.

Давно не виделся с друзьями,

Да и не знает – кто там жив.

Но всё же ждёт пустыми днями,

О том расскажут, позвонив.

И даже на иконке Бога,

Уже почти не узнаёт.

А ведь беседовали много,

Порой ночами напролёт.

Стал безразличен к годам, датам,

К тому, судьба что наткала…

И возвращаясь – за не взятым,

Давно не смотрит в зеркала.

Мысль донести

Ты скажешь – Боже! Слышат – Блядь!

И мысль твоя на дне колодца:

"Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовётся".

Будь ты Сенека и Сократ,

Но результат не знать заранее

И будь ты прав сто тысяч крат,

Но не дождешься пониманья.

Слова одни, а смыслов рой.

Кому жужжит, кого-то жалят.

И удивляемся порой,

Что собеседника печалит.

Как не крути – всегда валет,

Не выйдет дамы из валета.

А на словах даёшь ответ,

Порой не слышат в них ответа.

Сам принимал я за трындёжь,

Слова других неоднократно –

Когда впрямую не поймёшь,

А вверх ногами всё понятно.

Мысль донести тяжелый труд,

Бывает, всё пройдёт впустую –

Где запятую подотрут,

А где поставят запятую.

У мальчиков и девочек

У мальчиков и девочек – всё складно,

В отличие от женщин и мужчин.

А что не согласуется, то – ладно,

На то бывает множество причин.

Им главное – погладить ту собачку,

Потискать бы трёхцветного кота.

И всё по-детски, а не враскорячку,

Для них, как воскресение среда.

Не верят и не знают про приметы,

Ещё не сожалеют о пустом.

Едой, так исключительно конфеты,

Считают. И возможно правы в том.

Пока все беззаботны и курносы,

И не забиты глупостью вконец.

На их такие детские вопросы,

Ответить неспособен и мудрец.

С годами будут чаще перекосы,

Без дружбы и с собакой, и с котом...

Затем пойдут и взрослые вопросы,

А следом и ответы не о том.

Слон

Целый день кручусь в запарке,

Как в кошмаре том, ночном.

И как будто в зоопарке

Я работаю слоном.

Даже спать способен стоя,

И не есть недели две.

В стену биться головою,

И стоять на голове.

Рядом клоуны, мартышки,

Как им хочется живут.

Знают только понаслышке,

Как тяжёл слоновий труд.

Им всё кажется – так просто,

В представленьях номерных.

Мне же раза в девяносто

Тяжелее чем для них.

За неделею неделя,

Всё вокруг идёт вверх дном.

В этой вечной канители,

Я работаю слоном.

Мне бы взять, остановиться,

Хлопнуть дверью, выйти вон.

Не могу, ведь я не львица,

А большой уставший слон.

Выступаю, как умею,

У слонов, как у людей.

Если ты других крупнее,

То тебе и тяжелей.

У двери

История с выходом Британии из ЕС, это ещё та клоунада, в которой со стороны Британии поучаствовала премьер-министр Мэй, что для неё закончилось отставкой, королева Елизавета, теперь крутиться Борис Джонс. А конца и края не видно. Не имея возможности выразить «фе» Джонсону напрямую, парламентарии на экстренном заседании в субботу 19 октября успешно утопили вопрос в чистой бюрократии. Мол, нация не может голосовать по вопросу ввиду отсутствия необходимых законов, регламентирующих его последствия – ага, а мы столько лет, после принятия решения, их так и не приняли. То есть джентльмены делают вид, что узнали о необходимости выхода из ЕС только сейчас. Похоже эта музыка будет вечной!

***

Сто серий, сериала «До двери»,

И столько же с названием «У двери».

Казалось нам – всё могут короли,

Но глядя сериал я в то не верю.

С начала вот идёт уж пятый год,

Что даже надоело королеве…

Британия, так медленно идёт,

Что в тот уход давно уже не верю.

Берлин толкает, вместе с ним Париж,

А также, что поменьше сателлиты,

Уже пять лет, а результата – шиш.

У русских с этим проще – да иди ты…

Без покоя

Я выгляжу отлично, но не часто,

А чаще только хуже, чем хотелось.

Отлично пару дней и сразу – баста,

И снова всё по новой завертелось.

Стрельнёт то на душе, а то в конечность,

Совсем не пил, как будто с перепоя.

У боли нет понятья – человечность,

И беспрерывно не даёт покоя.

Что от меня ей – негодяйке надо?

Опять её не звал – она припёрлась.

И снова ночь без сна (но без разврата),

Хотя как знать, она о ногу тёрлась.

Они с тобой

Жизнь – круговерть,

Но неизменное таится…

Любовь и смерть,

Ни тем, ни тем не поделится.

Всегда твои,

С тобой до главного абзаца.

Как ни крои,

Но никому им не достаться.

К соседу на обед

«Можете ли вы помыслить о том, чтобы съесть мясо человека?» – тема доклада, прозвучавшего на «Гастро Саммите» (прошёл в Стокгольме 3-4 сентября). Автором тезиса был Магнус Содерлунд, исследующий проблемы поведения. По словам профессора, консервативные табу против каннибализма со временем могут измениться, ведь употребление в пищу трупов могло бы помочь человечеству восполнить нехватку продовольствия – это одна из глобальных проблем будущего и основных тем «Гастро Саммита».

***

Как плотен либеральный круг,

Внутри же он непрост.

Там либерал другому друг,

Обед, затем компост.

Такой вот прогрессивный путь

У этих блин ребят,

Ты зазеваешься чуть-чуть,

Глядишь тебя едят.

А что такого – ты успел,

К соседу на обед.

Но правда телом был не цел,

А в виде двух котлет.

И всё бы вроде ничего –

Ведь существует месть!

Но вот в отместку ты его,

Уже не сможешь съесть.

Второй раз

Хоть убей, не понимаю, Боже мой,

А убьют и не пойму то вероятно.

Выходящих замуж раз тот, что второй,

Что там в первый раз вам было непонятно.

***

Паучок

Строчки, которые сложились сегодня по пути от мамы (был в гостях) к себе домой. Возможно, просто набор слов, но пусть будет.

***

Как не свой, почти безумен,

Да какое – не почти.

Прозвенел охранный зуммер,

И болтаешься в сети.

Паучок подходит ближе,

И плотнее вяжет сеть.

Как мороженку всё лижет,

Глядь, осталась только треть.

Очень страшно, очень больно,

Но вот деться никуда.

А любовь? – она довольна,

Что с тобой – ей ерунда.

По кусочку отсекая

И плотнеет саркофаг…

Да, любовь она такая,

И без боли с ней... никак.

Не бросайте бычки

Осло (столица Норвегии), которое в лице своего руководителя Фродо Хульта сделало столичным жителям следующие рекомендации (выступая на гостелевидении на всю страну):

"Не включайте воду, когда чистите зубы, посудомойки включайте исключительно, когда они заполнены, растения в саду поливайте из горшка (в который писаете).  Но писать утром следует прямо в душе, чтобы сэкономить воду в унитазе.  Это кого-то неприятно удивит, но это великая идея, она хороша для окружающей среды".

Ну и ниже моё видение, на всё это. Так сказать углубил и расширил.

***

Не бросайте бычки в унитазы,

Сложно будет потом раскурить.

Скоро будут такие наказы,

И не может, а точно им быть.

Чтобы в Африке не было суше,

Чтобы Анд сохранить красоту –

Если писать, то только лишь в ду́ше,

Ну а пукать, на кухне, в плиту.

Чтобы Волга не стала сухою,

Не терял место службы морпех.

Мой совет – не смывай за собою,

Пусть смывает последний – за всех.

То серьёзно, а не юморески,

И не шёпотом, а в новостях…

И сморкайтесь всегда в занавески,

Если вы в это время в гостях.