Летящем в небе самолёте.
В пике, до ужаса крутом,
В словах последних вы не
врёте.
Не вспоминаете друзей,
Их через миг для вас как
нету.
Ещё минута, с силой всей,
Всех вас ударит о планету.
Скорей не врёте, смысла нет,
И в правде правда нету смысла.
Все думы ваши на предмет
О Боге, верно, но не числа,
Интересуют вас сейчас.
Осталось сколько там на
счёте.
Мне, если честно, жалко вас…
Летящих в этом самолёте.
Или что там, когда не спасли.
В этой ночи, в которой,
Смерть казалась уже не вдали.
Даже пишется лучше,
Где когда всё в порядке с
тобой.
Среди рифмы заблудший,
Как в дремучем лесу под Луной.
В этой жути кромешной,
Как безумный по буквам долбя.
О любви и конечно…
Про тебя, про тебя, про тебя.
Но не вырваться из круга.
Магазин, аптека, врач,
Где читаешь близоруко.
Сколько стоит там чего,
Хватит денег иль не хватит.
С развлеченьями мертво,
И не помнишь, что есть
«катет».
Страшно, если не болит,
Ты живой, пока есть боли.
Был характер — динамит,
Но давно, когда-то в школе.
А сейчас почти всегда,
Реагируешь ты вяло.
Словно ты кусочек льда,
Что болтает у причала.
А помнишь, было—лес. Палатка,
Забытый у костра рюкзак,
И в спальнике спалось так
сладко
И просыпалось тоже так.
Вокруг шумела мать природа,
И мы шумели вместе с ней.
Нам не подумать было сроду,
Что будут дни ночей черней.
И вот опять же на природе,
Палатки нет, но есть блиндаж,
Всё как тогда почти что вроде,
Где вместо фотика — калаш.
Теперь шуметь себе дороже,
Как прилетит — всё в решето.
Местами кажется всё то же,
А если в целом — всё не то.
Мы с ним почти уже друзья.
Когда небритый и спросонок,
Иду курить обычно я.
Он тихим мявканьем доложит,
Что было ночью во дворе.
Тем самым думает поможет,
Мне в человеческой игре.
Он знает: завтрак есть в
ладошке,
Не зря сжимаю я кулак.
Немного надо малой кошке,
Я для неё почти продмаг.
Кусочек рыбки в крошках хлеба,
Что были в завтраке моём…
Сидим, молчим и смотрим в
небо
И мыслим, каждый о своём.
Николаю П.
***
Зима, снова будут бураны,
Где снег закружит в вираже.
А значит, заноют и раны,
Забытые вроде уже.
И будет опять вспоминаться,
Та роща, до пояса снег.
И время полночи — двенадцать,
И мёрзнет в снегу человек.
Привыкший к теплу городскому,
Ты терпишь зубами скрипя.
Не можешь никак по-другому
И снегом заносит тебя.
Есть повод и в мир для героя,
Кому-то и в войны их нет.
Нашёлся… рискуя собою,
Я помню, был им отогрет.
Всё думал — какой я везучий,
И даже здоровый на вид…
Ночь, вьюга, тот вспомнится
случай,
И как-то поменьше болит.
Гарь, что сдувают с лица.
Сколько ещё километров,
Надо пройти до конца.
Будем идти, если надо,
Где пробиваясь с трудом.
Словно дорогами ада,
Правда с рекой и мостом.
Против не черти, а люди,
Те, что не лучше чертей.
Что присягнули Иуде,
Так мол им будет сытей.
Злобно воюют, бездушно,
Даже своих бьют огнём.
Против таких сколько нужно,
Тех километров пройдём.
Так радует утро, где двадцать.
Проснёшься с рождением дня.
А солнце в окно целоваться,
Как будто ждало лишь меня.
И, кажется, будет так вечно,
Лишь сменятся джинсы на клёш.
Ты мимо идёшь чебуречной,
И два их порою берёшь.
Сейчас же и сны не богаты,
Встаёшь — далеко до восьми.
Становятся ближе закаты,
То возраст скорей, чёрт
возьми.
Здесь кто-то терпит, стонет кто-то,
Надежда тенью бродит по
углам.
Лежат танкисты и пехота,
И кто не очень, кто-то просто
в хлам.
Культурно и многоэтажно —
По-разному порою говорят.
В бою бывает меньше страшно,
Чем в стенах перевязочных
палат.
Сквозь окно освещает лучом
В клетку крупную тёплые
пледы,
Что скрывают от взглядов —
почём,
Достаются шаги до Победы.
Чтоб путь хоть как-то
отразить.
Отца и прадеда и деда,
И мой сегодня, может быть.
Дороги так и не совпали,
У тех троих и у меня.
Не совпадало и в начале,
Точнее, с первого же дня.
Быть не должно оно иначе,
Не совпадают времена.
А значит, разные задачи,
Кому-то мир, кому война.
Во всех же случаях — Россия,
Жила бы только, ё-моё.
И даже если б не просили,
Все умирали б за неё.