Написал я как смог Александр Сидоровнин
Что ж читатель – глумись.
Знаю путаный слог,
Но такая и жизнь.
Нам всем, нам всем, так страшно умереть,
От пули, скуки, или от
работы.
Когда прожил отмеренного
треть,
И только треть попробовал
всего ты.
Но этот страх презрели
пацаны,
Вот прям сейчас бегущие под
пули.
За жизнь родных, детей, за
жизнь страны.
Не думая о том, а добегу ли.
Никто не ведает, не знает,
Ну разве только что Господь.
В атаке кто поумирает,
Чью разорвёт снарядом плоть?
И хорошо, что рок неведом,
Про недолёт и перелёт.
Попроще так идти к победам,
Не зная просто, кто дойдёт.
Приходит осень без запинки,
На землю холодом дыша.
Водой становятся снежинки,
На ствол упавши «Калаша».
А дети, что? Всё по-другому,
Они цветные видят сны.
Лет через десять к военкому,
А вот сейчас им хоть бы хны.
Живут, ещё не понимая,
Какое времечко теперь.
Того, что третья мировая,
Давно стучит костяшкой в
дверь.
А может, всё же всё срастётся
И будет век у них неплох.
Но в беспокойстве сердце
бьётся…
Ну дай-то Бог, ну дай-то Бог.
Достижения через боль.
Оступился — и вмиг сотрут,
И помножат тебя на ноль.
Это раньше, а вот сейчас,
Принцип больше совсем другой.
Стал халифом всего за час,
Проведя виртуальный бой.
А отсюда и ценность слов,
Где не так уж страшна и ложь.
Ты сегодня вот чушь споров,
Завтра просто слова сотрёшь.
У нас у всех, что у людей, у зверя,
У птиц, что синий режут
небосвод.
Без разницы, кто безусловно веря,
И те, где всё совсем наоборот.
Кто как живём, где с
безразличьем, с дрожью,
Чей чёрен дух, чей чистый
лазурит.
Мы все в душе, конечно, с искрой
Божью,
Но в ком-то тлеет, а в других
горит.
Там место сладкое в трамвае,
Всё не поделят меж собой.
А я стою, не унываю,
Но с в кровь искусанной
губой.
И то смешно, но не хохочется,
Вниз настроенье — до нуля.
А этим двум, ну так не хочется
—
Жить, чьи-то нервы не трепля.
Всё больше, глядь, они
расходятся,
Ну не убьют и, хорошо.
В домах иконки с Богородицей,
Свеча в стакане небольшом.
Домой придут, в углу
помолятся,
А я приду, в углу напьюсь.
Они считают, тем отмоются,
А я и мыться-то боюсь.
И разное порой одно и тоже,
Природой правит будто лицедей.
Бывает, что ни грамма непохоже,
Одно и тоже, как и у людей.
Под осень просто посмотри на клёны,
Что начали без пламени
гореть.
И лист уже, что летом был
зелёный,
Сегодня стал, как листовая
медь.
А зимний сад, что с яблоней и
сливой?
Прикрылись белым, словно от
стыда,
Пушистым снегом, он такой
красивый,
Хотя всего замёрзшая вода.
Жизнь с начала начать,
Каждый всё же мечтал.
Где, конечно, на пять,
Все б экзамены сдал.
Я не хуже других,
Значит те же мечты.
Нам и жить-то без них,
Как в жару без воды.
Рано, рано б вставал,
И встречал бы рассвет.
Пил бы чай из пиал,
Ел бы с маслом багет.
Шум тусовок забыл,
Больше б был в тишине.
И тебя бы любил
Всех сильней на земле.
Жить начать если вновь,
Больше верил любви.
И убрал бы в ней кровь,
И все слёзы твои.
Только вышло б едва,
Что мечталось сейчас…
Так сдавал бы на два,
Как и было в тот раз.
Тяжелы все свиданья в квартире,
Тут в моей голове лишь интим.
Здесь на кухне в квадрата
четыре,
Мы с тобой вместо парка сидим.
Пьём вино (ты не пьёшь просто
водку),
И стоит на столе литра два.
Я курю у окна сквозь решётку,
О любви вспоминая слова.
Я бы очень хотел, чтоб
смеялась,
Только шутки не очень дались.
И лицо у тебя не менялось,
И к чертям просто планы
рвались.
Пить вдвоём тяжелей, чем
тусовка,
Где народа почти полный зал.
И себя ощущал так неловко,
Ведь поймёшь больше, чем я
сказал.
От природы острее и чуйка,
Раза в десять от нас,
мужиков.
Приобнял, а в ответ — не балуй-ка.
Подошла б мне любовь из
стихов.
Не нашёл, что ответить на это,
В голове только «ох» или «ах».
Как тут скажешь — любовь у
поэта,
Как у всех, а не так, как в
стихах.