Люди и дома

У домов, как у нас, есть жизнь.

Смотрят окнами, как глазами.

Это ты, только ночь, ложись,

А они же не спят годами.

Вон на третьем и в три часа,

Светит глаз бело-жёлтым ярко.

В дождь с карниза течёт слеза,

Рот раззявила входа арка.

Но стареют они, как мы,

И суставы скрипят дверные.

Напрягают свои умы,

Вспоминая года былые.

И с годами, как и у нас,

Протекать начинает крыша.

Переплёты — набор гримас,

Правый край или левый выше.

Вот годами истёрт порог,

Слышишь, как половица стонет.

Их, когда истекает срок…

Просто сносят, а нас хоронят.

Как кресты

И пусть страну хранит Господь,

Нелишня наша сила.

Не отдадим мы и ломоть,

Того, что нашим было.

 

Как на него разинут рот,

Нет никого нас злее.

Мы грудью хоть на пулемёт,

Под выстрел батареи.

 

Когда приходит день беды,

То всем заветам внемля.

Назад ни шагу, как кресты,

Что вкопанные в землю.

Возвращение

Я возвращусь, меня поскольку ждали,

Бои оставив где-то позади.

К своим, которым не важны медали,

Что у меня сегодня на груди.

 

С плеч не смахнув налёт дорожной пыли,

Забывший, как там спят на простынях.

Вернусь — они дождаться заслужили,

Молясь в углу, в монастырях, в церквях.

 

А вот и дом, к нему дорожка плиткой,

Чтоб дать понять родным, что жив-здоров.

Войду во двор, так хлопая калиткой,

Что распугаю стайку воробьёв.

И никто не подумал

Для души ни кола, ни двора,

Для неё нет важнее чем тело.

Был он ранен ещё в пять утра,

Так уйти и в обед не успела.

 

Что уже хорошо — не ушла,

Без неё бездыханное тело.

Двое суток у края села,

А душа уходить не хотела.

 

Слава Богу, что всё же нашли,

Положили его в волокушу.

Как он выжил два дня здесь в пыли? …

И никто не подумал про душу.

Рыжий кот

А кот он есть на то и кот,

Сидит и думает о мясе.

Чтобы куском большим по массе,

Который радовал бы рот.

К нему ещё бы пару рыб,

И чтоб желательно с икрою.

Но рыба это на второе,

И может даже перегиб.

Затем сметаною заесть,

И опуститься в сон-нирвану,

Лежать раскинувшись, как спьяну.

Так раз за день примерно шесть.

Ну что ты дурень всё сидишь,

Давай исполни все желанья.

Я в доме центр мироздания —

Красив, умён, а также рыж.

Пуля-дура

Не поймёшь, по счастью, по примете,

Может даже, было то и то.

До сих пор ещё живу на свете,

И, возможно, проживу лет сто.

Пусть меня достала пуля-дура,

Говорят, до печени дошла.

Цокал врач, смотря на рану хмуро,

И на то, как лихо кровь текла.

С потолка я видел, как он месит,

Шил затем мой ниткою живот.

Всё шутил, а если не повесят,

Он меня ещё переживёт.

То, что, выжив, выгляжу я хмуро,

Ясно не от радости, от зла.

Месяц как, другая пуля-дура,

Моего спасителя нашла.

Серые дни

Давай назад, в советский серый быт,

Который был скорей подобен раю.

Где был однажды до смерти избит,

Но вот об этом редко вспоминаю.

Где было всё не так, как вот сейчас.

Где было всё совсем уж по-другому.

Детсад я помню, помню первый класс,

И как гулял по парку городскому.

И снова драки, с целью — кто сильней,

Нам выяснить всё время так хотелось.

И помню череду бесцветных дней,

В которые и пилось нам и елось.

Сегодняшнее время всё ж цветней,

Но правда, как искусственные краски.

И мне дороже нет тех серых дней,

Где не носили броники и каски.

Закат

Потихоньку в окоп

Затекает закат.

Он спросить только, чтоб,

Как дела твои, брат?

 

Разбирая рюкзак,

На землице сырой,

Отвечаю: да так,

Но, как видишь, живой.

 

Через сколько домой?

Я ответил: как знать.

Ну, счастливо, друг мой …

Мне пора умирать.

Прощать

Наконец своё отбили,

Что отдали в их в набег.

Здесь они неделю были,

А как будто целый век.

 

Никого вокруг живого,

Тех, кто раньше был живой.

И кота уже второго,

Видим с раною сквозной.

 

Даже тех совсем не видно

Вездесущих воробьёв.

Нам и горестно, и стыдно,

И обидно будь здоров.

 

Повязали трёх отставших.

Смотрят, словно бы зверки.

Их бы к стенке за всех павших,

Всем приказам вопреки.

 

Помню дом, в квадрате света,

В луже крови сын и мать.

Как насмотришься на это,

Так разучишься прощать.

Прогулка

Прогулка, осень, тихо в парке,

Детей ещё не привели.

Они ещё едят поджарки,

И пьют компоты, кисели.

 

Они бы мне не помешали.

О них и думаю сейчас.

Вокруг бы бегали, визжали,

В меня втыкаясь каждый раз.

 

Они пока ещё не в теме,

Что их обходит стороной.

Живут они в какое время,

Что называется — войной.

 

Ласкают слух мне песен звуки,

Птиц что мелькают в вышине.

Мечтая, думаю: пусть внуки

По книжкам знают о войне.