Написал я как смог Александр Сидоровнин
Что ж читатель – глумись.
Знаю путаный слог,
Но такая и жизнь.
Извечно нам дано страдать,
А ты остришь.
Не жизнь, когда и тишь, и
гладь,
Болото лишь.
Влюблялся я и вновь, и вновь,
То там, то тут.
Про бесконечную любовь
Считал я – врут.
И чуть чего я уходил,
Рубил узлы.
Был неприкрыт мой вечно тыл.
А люди злы.
И битым был, где губы в
кровь,
Не раз, а сто.
И понял – вечная любовь
На вере в то.
Вы вопрос так поставили сами –
Или мы или всё-таки вы.
По Донецку лупили часами,
Собирались идти до Москвы.
На Донбассе убитых аллея,
Каждый первый там детский
портрет.
Вы всё думали то, что умнее,
Оказалось, глупее вас нет.
А теперь изошли вы слезами,
И славянскую предав семью.
Вы себя убиваете сами,
Так непоняв ошибку свою.
В руки себя возьми, пусть и в крови бинты.
Где-то к часам восьми, выйди из
комы ты.
Даже не помнишь брат, что же с
тобой стряслось.
Был нам приказ – Назад! Только
тебя насквозь.
Думали насовсем. Только ещё
дышал.
В грохоте артсистем, глохнул
своих сигнал.
Так и тащили мы, ведь не
бросать своих.
Нам помогли дымы, быть на
земле в живых.
Наши ладони –в хлам. На подбородках
слизь.
Ты в благодарность нам… В восемь
часов очнись.
Каждый здесь будет рад, стуку
в твоей груди.
Ну же давай-ка брат, время же
без пяти.
Единственные дни, когда ты был спокоен,
Легко на пальцах рук сегодня
посчитать.
Так к сожаленью мир твой
внутренний устроен,
Такая на тебе с рождения
печать.
Единственные дни влюблённости
и веры,
В хорошее во всё, что было у
тебя.
Все остальные дни, что хмурые
и серы,
В которые прожил не веря, не
любя.
Но всё же пережил ты всё-таки
такое,
Не гладила тебя нежнейшею
рукой.
Единственные дни блаженного
покоя…
О... Боже дай ещё один мне
день такой.
В жизни правил немного,
Строчка, а не тетрадь.
Верить можно лишь в Бога,
Остальное же знать.
Никогда не нарвёшься,
Что не ждал никогда.
Верить если берёшься,
Значит будет беда.
В жизни так «прилетает»,
Не в размер воробья.
Что снежинкою тает,
Вера в что-то твоя.
Не беспокойся ни о чём,
Пусть в новостях и мрак и
жуть.
Он заслонил тебя плечом,
Ну, а затем подставил грудь.
Хотя он очень далеко,
Но стал он лучшей из защит.
Войдёт осколок глубоко,
Но до тебя не долетит.
Не беспокойся просто спи,
Он не пропустит – он не спит.
И где-то там в Донской степи,
Он за тебя стеной стоит.
Их двое вместе – Он, Она,
Близки как в апельсине
долька.
Была безумно влюблена,
Ещё вчера казалось только.
Но вот сегодня поняла,
Что на душе темно и голо.
И осознанье, как игла
В районе сердца всё кололо.
Дрожал в её руке бокал,
При расставании с мечтою…
А он её всё обнимал,
Как будто мёртвою рукою.
Лишь только теряя ценим,
Снимая в мороз пальто.
Возможно оно от лени,
От глупости может то.
Пока будет мама рядом,
Оно незаметно так.
Каким бы ты ни был – рада,
Чего не ценил дурак.
Теперь буду нем, как рыба,
Другим то сказать, как лесть.
Мне ей не сказать – Спасибо!
За то, что на свете есть.
Вот он край перелеска,
Где по стоны — держись.
И навечно, и резко
Изменилась вся жизнь.
Где, как мигом единым,
Было всё что прошло.
Как весною по льдинам,
Как вставал на крыло.
Как любил, ненавидел,
Как искал и терял.
Всё в мгновенье увидел,
От конца до начал.
Тихо так после взрыва,
Только кровь из ушей.
И на краюшке срыва
Просишь – пальцы пришей.
Я, который с рожденья
Не привыкший просить.
Только здесь исключенье…
Мне детишек растить.
Здесь на краюшке самом,
Где не поле, не лес.
Как в сценарии к драмам…
Случай в жизнь мою влез.
Здесь нередко такое,
Бой на то есть и бой.
Сколько вышло из боя,
С изменённой судьбой.
Позвали… отзываться не спеши,
Подумай, рассуждая в три
абзаца.
Гораздо лучше где-нибудь в
глуши,
С самим собой на время
оказаться.
И выбирая пункт в конце пути,
Куда бредёшь надушен,
наутюжен.
Вдруг осознаешь – смысла нет идти,
Где по большому счёту ты не
нужен.
И позван был похоже просто
так,
Для соблюденья в общем-то культуры.
Рванул туда ты с радостью…
дурак,
А если женский пол, то вроде
дуры.